в дом, он преграждает мне путь. От резкой остановки волосы летят мне в лицо, и я встаю на носочки.
Я сказал оставаться под землей, говорит он строгим голосом. Разворачивай свою задницу.
Я делаю, как сказано, и мчусь мимо мебели, деревянных сундуков и винных стоек. Ничего не сломала. Ура. Его зубы предупреждающе щелкают возле моего уха, когда я огибаю гостиную. Затем его руки обхватывают меня за живот, и я падаю на персидский ковер. Но, видимо, это ситуация типа «поймал и отпустил». Потому что, когда я отталкиваюсь, он позволяет мне бежать дальше. Я прохожу по коридору и попадаю в его спальню, где пытаюсь захлопнуть дверь перед его носом. Но он быстро реагирует и отталкивает дверь, заставляя мои ноги в ботинках скользить по полу.
Ты меня не укусишь!
Тогда сделай мне встречное предложение, говорит он. Что, по-твоему, у тебя есть такого, что мне нужно?
Ничего.
Он смеется, и дверь распахивается полностью с последним толчком его силы. Я сдаюсь и прохожу дальше в комнату. Оставить кровать между нами кажется разумной идеей.
Однако он, видимо, решил, что мы закончили играть. Двигаясь быстрее, чем я успеваю уследить, он хватает меня и бросает на матрас с такой силой, что я подпрыгиваю. Но через мгновение он уже прижимает меня к месту.
Как я и говорил. Он хватает меня за запястья, чтобы обездвижить. То, как по-хозяйски он чувствует себя в колыбели моих бедер, слишком хорошо. Затем он повторяет: Что, по-твоему, у тебя есть такого, что мне нужно?
Абсолютно ничего.
Он ухмыляется.
Теперь ты знаешь, что это неправда.
Это не так уж и волнующе, когда он весь вот так лежит на мне. Моя похоть новорожденной только что ожила по какой-то другой причине.
Дай подумать. Я могла бы дать тебе уроки смс.
Генри уже научил меня этому днем, когда ты спала.
А как насчет социальных сетей? Я могла бы показать тебе
Пас.
Я не знаю, говорю я. Ты уже открыл для себя компьютерные игры? Я уверенна, что ты станешь фанатом Stardew Valley.
Не интересно, говорит он. Думаю, вместо этого я возьму твой рот.
Мой, что? спрашиваю я надменным тоном. Я не буду заниматься с тобой оральным сексом.
Он смеется.
Я не это имел в виду.
Оу.
Как будто я подпущу твои зубы к своему члену, не убедившись предварительно в твоей привязанности.
Я смеюсь.
Затем, без лишних слов, он целует меня.
Сначала я слишком изумлена, чтобы отреагировать. Но он не колеблется. Его рот накрывает мой, язык проникает внутрь. Он действительно знает, как целоваться. Он прослеживает мои зубы и язык, попеременно то нежно, то требовательно. В мгновение ока он добивается от меня ответной реакции, насыщая меня глубокими и влажными поцелуями. Он проникает прямо в мою голову. Никто еще не вкладывал столько целеустремленности в то, чтобы превратить меня в кашу. Его тело давит на меня, а крепкая хватка, которой он держит мои запястья, становится моей погибелью.
Находиться с ним так близко просто рай. Я могу признаться в этом, но не признаюсь в этом вслух. Он целует меня глубоко, крепко и искренне. Как будто все остальное не имеет значения. Как будто он копил это ночи напролет. Что не имеет смысла. Он богат, горяч, бессмертен и может иметь кого угодно. В то время как моя отличительная черта неспособность держать рот на замке и не давать ему повода для беспокойства.
И все это не объясняет, почему мои ноги обхватывают его бедра, прижимая его ближе.
Не припоминаю, чтобы мои тренировки с отцом были такими уж ласковыми, говорит Генри, стоя у двери.
Лукас стонет и поднимает голову. То, как его ноздри раздуваются при виде незваных гостей, это чистая ярость животного. Это даже захватывающе.
Не нам судить, говорит другой мужчина с любопытным акцентом. Полагаю, нордический. Из него получился бы отличный Тор. Высокий, крепкий, с длинными светлыми волосами и татуировками. Может, для начала он научит ее борьбе. На кровати. С его языком.
Где ты, блядь, был, Бенедикт? спрашивает Лукас.
То тут, то там.
Ты должен был прикрывать мою спину.
У меня были другие обязанности.
А как же я? возмущается Генри. Я самоотверженно присматривал за тобой семьдесят долбаных лет. Где же благодарность!
Я уверен, что ты сделал все, что мог, говорит большой незнакомец. Даже если тебя почему-то не было рядом, когда отец проснулся. Я уверен, что все, что ты делал, было очень важно. Я не осуждаю, младший братец.
Ты хуже всех, Бенедикт. Абсолютно, блядь, худший.
Бенедикт кивает нам.
Не стесняйтесь, возвращайтесь к своим тренировкам.
Мы не хотели мешать.
Ты же, конечно, понимаешь, что на самом деле он не собирается ее тренировать. Во всяком случае, не в ближайшее время, говорит Генри.
Почему?
Ему нравится, когда она беззащитная. Это часть того, что делает ее аномалией в его мире. Генри прислоняется к дверному косяку. Например, она спит в его постели. С тех пор, как он ее обратил.
Ты шутишь?
Лукас ворчит, но ничего не говорит. И остается лежать на мне. Чертовски неловко.
Когда отец обратил меня, он бросил меня в свою темницу на несколько недель, оставляя кувшины с кровью у двери каждую ночь, рассказывает Генри. Он не выпускал меня, пока я не пообещал не кусать персонал и не ломать его драгоценную мебель.