Глава восьмая. Мы всё забудем, только это будет завтра
Вы точно решили?
Голос его звучал безнадёжно, потому что, как и следовало ожидать, в пятнадцатый раз Ёшка и Арина слаженно повторили:
Точно.
Они втроём уже надели обручи на голову. Так и стояли перед Зеркалом один осенённый лаврами патриций и две венценосные патрицианки.
Войти втроём, тоскливо произнёс доктор Кандель, в смятое подсознание некоммута это Я даже не знаю, с чем это можно сравнить. Эти двое ещё совсем дети, но мы с вами, Ёшка Мы не можем пойти на такой риск.
Если безобразие нельзя остановить, сказала Ёшка, опускаясь в кресло, его нужно возглавить. Вы это наверняка должны знать, доктор Кандель. Они не просто дети, а профессионалы. Помешать мы им не можем. Значит, должны помочь.
Её обнадёживало только то, что самый детский ребёнок Артур Фаэрти надёжно заперт в обители покоя. Хоть на какое-то время. При изворотливости его получеловеческого разума нельзя ручаться, что в ближайший момент киборг не сможет найти выход из-под самого невероятного замка.
Пусть Ёшка пойдёт первая, сказал Элиас. Сразу за мной.
Ничего, дыхание у Арины было на удивление ровным, казалось, она совсем не волнуется. Я справлюсь.
Веласкес кивнул и прикрыл глаза. Он вошёл в Зеркало сразу, без предупреждения, тут же Арина качнулась судорогой. Уже привычный ментальный удар пронзил Ёшку, и она ещё некоторое, очень короткое, время чувствовала вокруг себя стены, пол и потолок зала, но уже через долю секунды реальность дрогнула и ушла в никуда. Остались только шипящие помехи, треск становился осязаемым, сменил качество звука на физическую форму. Ёшка дотронулась до разреженной поверхности треска, и он отозвался электрическим покалыванием в кончиках пальцев. Воздух вокруг тоже стал чёрно-белым и мелко подрагивающим, кололся в горле и груди, словно она с каждым вдохом затягивала в себя мельчайшие шарики репейника.
Арина! передала Ёшка, и вспышки треска вытянулись в волнообразные линии, чтобы тут же опять рассыпаться на составляющие.
Я за Элиасом, нормально, волны донесли до неё ощущение близости Родионовой. Он так пыхтит, что потеряться нет никакой возможности.
Арина пыталась шутить.
С удивлением Ёшка обнаружила, что постепенно привыкает к колючему воздуху вокруг себя, вдыхать его ещё было больно, но уже не так остро.
«Странно, что это всё происходит внутри моей головы, подумала она, но происходит на самом деле. Моё тело вполне комфортно расположилось в удобном кресле, и в то же время я чувствую всё, что происходит в этом чужом пространстве. Странное состояние. Я иду вслед за Элиасом и Ариной или сижу в кресле перед Зеркалом? Впрочем, лучше об этом не задумываться».
Вход закончился так же резко, как начался. Что-то лопнуло в предположительном центре чёрно-белых помех, они брызнули в разные стороны, освобождая место непроницаемой белёсой пелене. Ёшка ожидала, что наступит момент, когда все их сознания сольются в единое, но ничего подобного не случилось. Она всё так же оставалась одна и напряжённо вслушивалась в парадоксально густую пустоту.
Я всё, голос Элиаса вдруг стал слабым, словно таял. Девочки, меня вышвыривает отсюда, долго я не продер
Сигнал оборвался на полуслове.
Он исчез, Арина казалась удивлённой, но спокойной. Ёшка поняла, что сознание Вершининой не приняло нокера, и, если они немедленно что-нибудь не придумают, их с Родионовой тоже настоятельно попросят убраться прочь. Кажется, Арина решила то же самое, потому что в густом тумане вдруг тускло обозначилось дрожащее пятно света. Няня с трудом пробивала бессознательную взвесь, и, наверное, сказочное поле и в самом деле имело невероятную энергетику, потому что в этом зыбком светлом круге стали проступать рванные кляксы.
Сначала силуэты казались совершенно бесформенными, но постепенно сгущались волей Арины. Няня вводила энергетику сказочного поля дозированно, но твёрдо и неуклонно. Ёшка подхватила сигналы и принялась перерабатывать проявляющиеся пласты архетипов в сущности. Сказочные символы на глазах приобретали плоть и кровь.
Тенью метнулась из круга света мелкая серая птица, увязла в тумане, забарахталась, тоскливо закричала и исчезла. Там, откуда
она возникла секунду назад, появилась узкая ладонь. Длинные пальцы, унизанные старинными тяжёлыми перстнями, вцепились в коротко обрубленный стебель алой розы, с которого были срезаны все шипы. Места срезов сочились каплями неестественно алыми под цвет лепестков. Всё это Ёшка охватывала и понимала сразу и по отдельности, чувствовала резко и контрастно каждую деталь.
Роза закувыркалась в полёте, отскакивая от круглых белых пуговиц. Сначала проявились именно они, затем плотная сюртучная ткань, к которой пуговицы были пришиты (Ёшка видела даже, как торчал короткий хвостик нитки из коричневого твида). В сюртуке наконец обозначился златокудрый молодец, тот, что секунду назад выронил розу. Откуда-то Ёшка сразу поняла, что это принц, и от него немедленно нужно ждать неприятностей.
Чело принца перекосилось страданием, и Ёшка увидела лицо Артура Фаэрти. Живое, мальчишеское. Без вживлённых нейропортов и съёмных очков, всё время закрывающих глаза. Ёшка поняла, что она никогда не видела, какого они цвета. Оказалось, что серые, с зелёными брызгами у самых зрачков.