Ким покачал головой:
Экипаж троица. Лаборатории, подобно нашей, никогда на большее количество получивших доступ не настраиваются. Я был удивлён, когда ваш шлюз пропустил всю нашу компанию, абсолютно ему незнакомую. Что за охрана такая?
Никто не успел ему ответить, потому что на Вторую вдруг упала ночь. Внезапно разошлись плотные тучи, солнце пропало, и темнота оказалась не той красно-фиолетовой, что была несколько часов назад, и не той оранжево-кирпичной, как только что. Она внезапным коршуном, раскинув смоляные крылья, кинулась с неба, разгоняя по нему море звёздного огня. И была невероятно чёрной и безбрежно блестящей.
Тысячи звёзд и далёких, еле различимых, и близких крупных, сочных, то жались друг к другу, сгущаясь в небольшие скопления, то в гордом одиночестве полыхали на чернильном, темнее всего самого тёмного небе. Они убегали от хищной тьмы, дразня её живым, тёплым светом.
Рене и Ким прильнули к огромному лобовому визору, любуясь на грандиозную космическую картину. Видеть над головой чужие созвездия им приходилось не раз, но всегда это было что-то новое, сбивающее с ног своим величием.
Темнота и бесконечность. Бесконечная темнота вот что одновременно пугает и манит, сказал Полянский. Тебе не кажется это странным? Мне всегда до одури страшно перед бесконечностью и всё-таки тянет с ней договориться.
Рене собиралась ответить что-то не менее высокое, только шорох позади заставил её вспомнить, что тут есть кое-кто ещё. Льсянин, снявший только шлем от скафандра, небольшой, плотной гусеницей всё-таки втиснулся за стол, и пытался прожевать большую вафельную конфету, так и не освободив её от бумажки.
У вас странный вкус, произнёс он, уставившись круглыми тёмными глазами на восторженный экипаж КЭПа, не мигая. Изо рта у льсянина свешивался обмусоленный кусок обёртки, разодранный мелкими, острыми зубами. Слишком много целлюлозы, как мне кажется.
Тебя не угощали в Управлении конфетами? спросила Рене. Выплюнь бумажку, её не едят.
Они сказали, что вкусные вещи для меня вредны. Вызывают эмоции.
Испортил всю торжественность момента, вздохнул Ким. Ну что ты за республиканец такой! Даже подобной красотой тебя не проймёшь!
Не проймёшь, согласился льсянин. Я не знаю, что такое красота.
А как же вы тогда Строите, любите, объединяетесь?
Ничего из этого мы не делаем, с достоинством ответствовал льсянин. В этом-то и проблема.
Рене отошла от огромного иллюминатора, села напротив Кена. Ей одновременно и хотелось вытащить из его пасти бумажку, и было неприятно. Вот даже у Кима она бы вытащила пожёванную обёртку изо рта (хотя сложно было представить ситуацию, в которой ей пришлось бы так поступить), а у инопланетника не могла. Неужели Рене подвержена ксенофобии? Если это так, то по возвращении на Землю, её отстранят от полётов.
Проблема? переспросила она, делая чрезвычайно сочувствующий вид. Словно льсянин мог прочитать её гадкие, ксенофобские мысли.
Мы не развиваемся, явно повторил чьи-то чужие мысли льсянин. Нет чувств, нет развития.
Но у вас вон какие своеобразные звездолёты, вы в космос выходите, удивился Полянский.
В галактическое содружество принимают, как раньше в кавалерийский полк только со своей лошадью.
Какой лошадью? не понял Кен.
Ну, в смысле, только если есть Нуль-Т технологии, пояснил гигантолог. Со своим звездолётом так я хотел пошутить. Но шутка не удалась. Раз вы смогли до этого додуматься, значит, вы можете мечтать, фантазировать, придумывать. А без понятия красоты, какой же полёт мысли?
Мы не фантазируем, ответил льсянин, и, несмотря на всё тот же металлический оттенок переводчика, Рене показалось, что он сказал это с грустью. И не придумываем. Мы всё это получили сразу и внезапно.
Как так? Рене и Ким сказали в один голос.
Вечность безмятежности, пояснил Кен. Сначала ничего не было, только одна сплошная безмятежность. А потом вдруг льсяне разом подумали. И посмотрели друг на друга. И каждый понял, что он есть.
Разум, полученный внезапно? Без всякой эволюции видов? догадалась Рене.
Республиканец кивнул.
Так это называется. Мы были тем, что вы именуете животными. Жили в норах. Полагались на инстинкты. А потом е равно мс квадрат, реальное пространство нашей планеты трёхмерное, флуктуация нейтринного поля, прокол римановой складки Вот так всё и получилось.
Я поняла, сказала Рене. Вы получили разум настолько внезапно, что ваша эмоциональная система не успела перестроиться. Поэтому не выдерживаете нагрузок, связанных с выплеском гормонов и ваш организм ставит блок на любое проявление чувств?
Что-то вроде этого, кивнул льсянин.
Понятно, почему в основе вашей политики лежит твёрдое убеждение в абсолютной безупречности всего, что вас окружает. Уверенность это состояние, а не чувство, оно не даёт выплеска гормонов и нейромедиаторов.
Кажется, Ким даже немного начал сочувствовать крысо-кенгуру.
Сейчас мы дошли до понимания нашей ущербности, сказал льсянин. Невозможно жить закрытой общиной, как раньше. Мы хотим развиваться наравне со всеми остальными членами галактического содружества. Но не можем. Здесь и физический аспект, и моральный, и ещё нам просто хочется испытывать в полной мере Хоть что-нибудь.