Где-то на периферии сознания Рене отметила, что Полянский всё-таки сорвал свой шлем, и тот покатился звонким мячиком по заляпанному агаром плато, так мило подпрыгивая на ухабах.
Неизведанное ей доныне чувство невероятного блаженства щекотало где-то в корне затылка и потоком накатывающих волн уносилось в безбрежный космос, туда, где тёмной засасывающей тайной сияло вечное единство. Рене рванулась, схватилась руками за поддавшуюся её движениям плёнку, хотя знала уже, что в этом нет никакой нужды, так как счастье не знает преград, и эти внешние барьеры были такой условностью, что стало смешно.
Что-то внезапно взорвалось в темени, ударило в затылок. Рене схватилась за голову и упала на каменное плато, не понимая, как её могло так далеко отбросить от прозрачной стенки, через которую ещё мгновение назад на неё нисходило блаженство. Ощущения безмятежности и всепоглощающей радости не стало резко, его словно выключило одним движением руки. Она с трудом повернула голову.
Ёшка и Ю Джин, схватившись друг за друга, барахтались довольно далеко от неё. Ким устоял на ногах, облокотившись на затвердевшую плёнку, и с ужасом вглядывался внутрь импровизированной чашки Петри. Что-то невидимое, но стремительное, ластиком стирало яркие линии, с упоением наступало на развалившуюся бурую массу. Дведик осыпался кусками, от которых даже на расстоянии веяло смертельным отчаянием, некоторые из них ещё чуть пылали изнутри малиновым светом. Но свет этот становился все глуше, сходил на нет, и комья того, что ещё совсем недавно было Дведиком, пытались уползти, увернуться от невидимого ластика.
Ким наконец-то оторвался от жуткого зрелища, обернулся к ошалелому экипажу. Он что-то крикнул, Рене, у которой все ещё гудело в голове, не расслышала.
Что? громко переспросила она.
Я чихнул, повторил Ким громко и отчаянно. Я только чихнул
На остывшей площадке с перебуровленным агаром корчились в предсмертных судорогах клочья умирающей почерневшей материи. Ким схватился за горло, которое больше не скрывал обод шлема, лицо его больше обычного налилось краской, и казалось, что он сейчас, вот прямо сию секунду задохнётся, но Полянский продолжал дышать тяжело, со всхлипами,
и все старались не смотреть на него. На его лице боролись два противоположный чувства ужас от того, что он натворил, и торжественное удовлетворение от того же.
Ёшка не отрывала взгляда от спёкшихся клочков агара, она моментально почернела от горя, словно сама сейчас корчилась в последних муках, разрываясь на миллион умирающих Ёшек.
Ю Джин, схвативший бластер, застыл с ним в руке, как монумент «Отважный разведчик покоряет инопланетного монстра».
Объявляю контакт несостоявшимся, Рене взяла себя в руки, но голос её в конце фразы предательски сорвался. По трагической причине. За случившееся беру ответственность перед комиссией Центрального управления на себя.
Протокол был соблюдён, и регистратор на её запястье сыто пискнул, заканчивая процедуру и унося в свои секретные закрома окончательную запись процесса под кодовым названием «Дведик».
Они все продолжали стоять на плато Пятой, в одну секунду превратившемся в кладбище, вкопанными столбами, но скорее памятниками своей тупости.
А чего он хотел-то? вдруг растерянно спросил Ю Джин.
Ёшка, очнувшись от поглотившего её горя, посмотрела в сторону базового корабля разведчиков, где пребывали закрытые члены его экипажа. И вздохнула:
Дать счастья. Полного и неотъемлемого. Всем нам. Из полного дружеского расположения. Чего же ещё?
Глава четырнадцатая. Прощание
Справишься один? спросила Рене Ю Джина, накануне принявшего должность капитана «Иллюзиона».
Они сидели на отполированных ветром камнях, свесив ноги и уже по привычке глядя в бездну. Когда Рене убедилась, что от Дведика не осталось ни малейшего следа, люди расчистили площадку от чёрной накипи клочков агара и натаскали небольших камней на поминальный холм.
«Здесь покоится Счастливый Дведик»: Ёшка написала толстым фломастером прямо на камнях, тщательно на несколько раз обведя каждую букву. Она попыталась нарисовать ещё и что-то, похожее на медведя, но получилось не очень. Изображение больше напоминало дикого кабана с огромными ушами и маленькими, злыми глазками. Наверное, у синхрониста не хватило времени внимательно его рассмотреть.
Ю Джин кивнул, пристально рассматривая Ёшкино художество. Он справится сейчас, когда худшее хочется надеяться позади. Смит и Кравец медленно, но явно шли на поправку с тех пор, как бациллы Кима Полянского случайно уничтожили Дведика. Гормональные скачки постепенно затихали, сходили на нет. Влага теперь проникала в их тела, кожа наливалась светом, переставала походить на сухой пергамент. По всем внешним показателям и данным мониторинга разведчики приходили в норму. Но пока Кравец и Смит не нашли в себе силы даже улыбнуться своим спасителям. Они, полностью измождённые внезапно свалившимся на них счастьем, лежали в капсулах, не в силах поднять рук, и поддерживать их ещё приходилось в самом щадящем режиме: питательным микропаром через кожу.
Благодаря печальному инциденту, за который им ещё придётся ответить, связь между Счастливым Дведиком и непонятным безумием части экипажа «Иллюзиона» была установлена наверняка. Конечно, Рене не допустила просачивания некоторых неприятных подробностей в официальный отчёт, чтобы не бросать тень на экспедицию. Например, она не стала заострять внимание на непонятном бунте робомоев, списав это на чисто технические неполадки в системе управления. Тем более, что сразу же после гибели «медвежонка» они, сосредоточенно жужжа и не без труда, выбрались из машинного отделения и как ни в чём не бывало отправились по своим раз и навсегда установленным делам.