Он вздрагивает, в первый раз поднимая взгляд от своей книги.
Что?
Так ты помог мне? исправляется она.
Это беспокойство мелькнуло в его глазах? Она винит себя в недостатке тонкости. Его пальцы скользят между страницами книги, будто Виктор собирается её закрыть.
Это просто всё кажется мне таким странным, произносит она, хлопая ресницами, как делала прежде, в другой стране, в другой жизни. Почти как магия.
Виктор хмыкает, напряжение уходит его из его мышц, челюсти и плечи расслабляются.
Никакой магии, говорит он. Просто наука.
Он протягивает подрагивающую руку (всего лишь лёгкий тремор, обычно возникающий через несколько часов после последней дозы) и гладит её плечо; костяшки его пальцев кажутся острыми через тонкий хлопок её блузы. Она едва сдерживается, чтобы не отшатнуться от прикосновения.
Законы, по которым два тела влечёт друг к другу, тоже являются разновидностью гравитации, он почти шепчет. Вот и всё, он вновь смотрит ей в глаза. Ты понимаешь?
Она смотрит на них через улицу, наблюдает за тем, как они изучают лоток торговца безделушками. Она почти удивлена, что они её не замечают скорее даже что он не чует её, но, опять-таки, предполагает, что смерть сделала многое: излечила чахотку, убрала акцент, изменила её всю на глобальном уровне. Она даже не уверена, сколь много от неё прежней теперь осталось.
Но по крайней мере её малая часть ещё живёт в сердце мужчины по ту сторону улицы.
Итан улыбается женщине, которую держит за руку, женщине, которую они встретили в театре той ночью. Ванесса так, кажется, её зовут. Сейчас в её взгляде нет жалости, нет покровительственной улыбки на её губах не в этот раз, когда рядом нет бедной умирающей бродяжки, которую Ванесса могла бы судить, однако то выражение отпечаталось в памяти шрамом.
Непостижимо, чтобы Итана привлекла такая женщина. Непростительно. Она думает, «достаточно хороша» ли Ванесса, если сравнивать то, что у них в головах.
И вместе с тем на Ванессу вовсе не неприятно смотреть. Её красота холодная, но всё равно красота: волосы тёмные, как эбонит, кожа белоснежная, а губы кроваво-алые. Ванесса словно бы персонаж готической сказки, вызванный к жизни, с мрачными тенями в глазах. Но нет в этой женщине ничего, что могло бы заставить Итана смеяться над её словами, или шептать ей на ухо, или касаться своими пальцами её.
На другой стороне улицы её собственные пальцы сжимаются в кулак; её рука пуста. Она потеряла так много, и вот Итан отдаёт её последние сокровища другой, а ведь часть его по праву принадлежит ей. Неужели ничто её не в безопасности?..
Гнев заставляет сойти с тротуара; ярость толкает пересечь улицу. Сердце стучит в ушах, и шум этот заглушает суматошную лондонскую толпу. Она ещё не знает, что будет делать, но уверена, что будет кровава.
Ничто не может остановить её кроме звучания единственного слова.
Брона, слышит она голос Итана через шум крови в ушах.
Она замедляет шаги, и останавливается, и сердце пропускает удар. Неужели её заметили?
Итан наклоняется к лотку торговца и извлекает что-то золотое это небольшая фигурка, когда-то ярко расцвеченная, теперь потускневшая от времени и использования. Фигура изображает человека с нимбом над головой и посохом в одной руке.
Что вы говорите? переспрашивает Ванесса своим невозможно идеальным голосом.
Итан качает головой и поворачивается к торговцу.
Кто это? спрашивает он.
Старик щурится на фигурку через очки в проволочной оправе.
Это святой Иуда, сэр, объясняет он. Верный последователь и друг Иисуса, покровитель безнадёжных и отчаявшихся. Я могу красиво вам его завернуть всего за пенни.
Будьте любезны, говорит Итан. Он передаёт продавцу статуэтку и несколько монет намного больше, чем продавец запросил. Старик благодарно ему усмехается.
Вы превращаетесь в сороку? спрашивает
Ванесса, отворачиваясь, чтобы рассмотреть что-то более интересное и новое. Или это приступ до сего дня не проявлявшейся в вас сентиментальности?
Итан улыбается. Почти бездумно, будто делал это столько раз, что уже не нуждается осмыслении, чтобы повторить этот жест, достаёт что-то из-под рубашки. Это старый медальон, ничего особенного, старомодная пластинка с местом для того, чтобы выгравировать лик святого.
Она наблюдает с расстояния, и если бы не знала лучше, то подумала бы, что в углах глаз собираются слёзы.
Что-то вроде того, произносит Итан, проводя большим пальцем по медальону.
Их покупка завёрнута, их сделка завершена, и пара отступает от прилавка, вновь переплетает руки и удаляется вниз по улице. Она наблюдает за ними, её глаза прикованы к Итану, улыбающемуся и смеющемуся. Она не может описать точно, почему, но чувствует практически нестерпимое желание последовать за ним, потребовать его внимания, закричать, что она жива и реальна, рассказать, как скучала по нему, обвить руками его шею и поцеловать его, почувствовать пульс жизни в его губах и говорить о
Любви, шепчет она.