«Нет, покачала она головой, не удержать его Если в угоду судьбе только там отогреется его сердце, я подожду еще. Он оттает и вернется ко мне с теплом в груди».
Она бережно разбудила его и подала лохматую шапку.
Ты должен идти, молвила она.
Он молча стал надевать шубу, словно давно ждал этого, потом растерянно сел на скамью.
Когда я отправился в путь, мне было шестнадцать лет. Я шел к тебе тридцать лет подсчитывал он. Я больше не смогу, я умру в дороге.
Что ты! испугалась она. Нет, нет. Ты еще молод. Что годы?! Жизнь измеряется ударами сердца. Каждому на жизнь отпущено определенное число ударов. И ни на один удар больше не проживет человек. И ни на один меньше! В пути сердце бьется медленнее. Нет, нет! Ты не только дойдешь, ты еще успеешь вернуться, и тогда мы будем счастливы навсегда. Я наколдую наше счастье!
Она говорила вдохновенно, и глаза ее горели в предчувствии великого колдовства.
И что бы тебе не родиться обычной женщиной, вздохнул он.
Побудь со мной еще немного и иди! Ты бы все равно ушел это судьба
Они прожили вместе еще три дня и три ночи, а на четвертую он встал и, словно повинуясь смутному велению души, шагнул в пустыню вечности.
Но ты должен вернуться, кричала ему вслед маленькая колдунья. Я заклинаю тебя! Я заклинаю! Я прошу
И он ушел, будто не было его никогда. А она поставила на подоконник свой неостывающий самовар и села у окошка, чтобы ждать тридцать и еще тридцать лет. Она морщила низкий лоб, вглядывалась в хлопья горячего пара и видела нескончаемую дорогу, которая уводила ее единственного друга.
Она редко вставала, осторожно поднимала голову, неспешно колдовала над белым паром, медленно слушала, чтобы не поторопить свое сердце, не заставить его биться быстрее, чем снег скрывает следы уходящих. Так тихо проходили дни, словно опускались белые снежинки, так прошло десять лет. И тогда в далеком доме на краю пустыни родилась девочка. Она пришла на землю светлым утром, когда повсюду властвовали силы добра и света, покровительствуя всем чистым и вновь рожденным. И все, что было полно жизни и любви, пожелало девочке добра. Промолчала одна только, маленькая колдунья.
Белая вьюга заглянула в окно новорожденной и, обогнав снега, примчалась к всеми забытой избушке.
Нет, прошептала колдунья, я не сниму своего заклятья ей уготована вечная разлука.
Второй раз ударила в окно белая вьюга. И поняла упрямица, что не оставят ее в покое, не забудут, что и она была рождена для добра.
Всю свою маленькую жизнь слепо подчинялась она колдовским силам земли. Благословляла и проклинала, поклонялась и любила
все, что было возлюблено миром. Но вот уходил по снежной пустыне ее друг, ее странник. Уходил к той, которой предсказано быть счастливой. Колдунья прижимала руки к груди, но сердце уже не билось медленно, как падает снег. «Разве виновата я, думала она, что встретила его в самом начале жизни и все мои радости и печали связаны теперь только с ним?!»
Все цветы и надежды земли, вечную любовь и вечное раскаянье, весь свет, все моря и океаны, все тайны, открытые ей, положила она на весы своего счастья и счастье перевесило чашу весов.
Нет, отвечала она, я не пожелаю ей добра. И в третий раз ударила в окно белая вьюга, возвещая о том, что все кончается в мире, не вечны и колдовские чары.
Хорошо, смирилась колдунья, хорошо, я отступлюсь, я тоже благословлю ее, но пусть судьба разведет их дороги. Пусть они не встретятся в этой жизни, и я не нарушу ее покой. Она не будет знать, что есть человек с лицом знакомым, будто он ее брат. Она будет счастлива с кем-нибудь другим.
Выслушала белая вьюга неясные речи и умчалась.
Тихо стало. Все так же падал снег, те же высились ели. Но мир больше не виделся счастливым и безмятежным. Разрушилась незримая вечная связь, и вместе с ней уходили из сердца колдуньи любовь, добро Так большая река покидает русло, унося с собой покой и жизнь. И впервые девочке стало страшно совсем одной в избушке, покинутой на тридцать лет пути. На окна набежали зловещие тени, дрогнул и погас огонь свечи, и почудилось ей, что, если сейчас, сию минуту, не увидит она своего странника, не спрячет лицо в его ладонях, она умрет.
Она зажгла свечу и впилась глазами в белый пар самовара, но не увидела лица странника. Он шел не к ней, он уходил от нее, и показалось, что с тех пор, как родилась на свет соперница, он ускорил шаг.
Колдунья протянула руки к нему и тихо позвала его по имени. Но никто не откликнулся ей. Она позвала еще раз все так же тихо, чтобы не поторопить вещую вьюгу. Три дня и три ночи она только звала его, надеясь на простое человеческое слово, но бессильно слово и желание человека перед расстоянием.
На тридцать лет пути никто не стремился к ней, не любил и не надеялся на нее А где-то уже мчалась окну роковая вьюга.
И тогда дерзко вскинула руки добрая колдунья призвала к себе в помощь силы зла.
Я заклинаю! еле слышно проговорила она.
Я заклинаю! и потемнели ее глаза, затвердели пальцы, хриплым стал голос.
Я заклинаю! и на минуту тихо стало на земле: ни один лист не упал там, где прежде падали листья, и ни одна травинка не шелохнулась там, где прежде шелестела трава.