Он отвел взгляд. Его пальцы снова сжались на подлокотниках. Но теперь это было не от ярости или напряжения. От смущения? От неловкости?
Помочь? он прошептал, и в его голосе снова зазвучала знакомая горечь, но приглушенная. Усталая. Чему ты можешь помочь, южная муха? Ты видела, что произошло сегодня? Он крепчает. Я чувствую его. Каждый день сильнее. Он хочет выйти. Расползтись. Заморозить все до последнего ростка. И я я не могу его сдержать. Не всегда. Он поднял руку, посмотрел на свою бледную ладонь. Твое тепло оно только злит его. Как красная тряпка для быка. Ты ты делаешь только хуже. Для всех.
Его слова должны были ранить. Должны были оттолкнуть. Но теперь я слышала за ними страх. Не за себя. За королевство. За тех, кто еще цеплялся за жизнь в этом ледяном аду. Чувство вины, что он сосуд этого зла.
Нет, сказала я твердо. Я неожиданно для себя протянула руку. Не для сеанса. Не для передачи тепла. Я осторожно, едва касаясь, положила свою ладонь поверх его сжатого кулака, лежащего на подлокотнике. Его кожа была ледяной, но я не отдернула руку. Мой дар отозвался слабой, успокаивающей волной тепла, не для борьбы, а для контакта. Сегодня когда он был сильнее всего мы его отогнали. Вместе. Ты чувствовал? Он отступил. На время. Но он отступил. Значит можно.
Он взглянул на мою руку, лежащую поверх его кулака. Потом поднял глаза на меня. В темноте его серебристые глаза казались почти светящимися. В них не было паники. Не было гнева. Было изумление. И что-то еще. Что-то хрупкое, незнакомое. Как первый росток, пробивающийся сквозь мерзлую землю.
«Мы»? он переспросил тихо, удивленно. Он никогда не думал о нас как о «мы».
Да, я кивнула. Мы. Ты держался. Ты терпел. Без тебя мой дар был бы просто искрой. Она погасла бы сразу. Это наша битва. Я убрала руку. Контакт был слишком интимным, слишком опасным в этой тишине и темноте. Но связь осталась. Не физическая. Что-то другое. Глубже.
Он долго смотрел на то место, где лежала моя рука. Потом медленно разжал кулак. Его пальцы были бледными, но уже не синими. Он повернул ладонь вверх, как бы изучая ее в слабом свете.
Твой мир он заговорил снова, все так же тихо, задумчиво. Там действительно тепло? Всегда?
Не всегда, улыбнулась я. Но большую часть года да. И люди не кутаются в сто одежд. Они носят легкие ткани. Ходят с открытыми лицами. Улыбаются просто так. Часто.
Он снова замолчал. Потом его губы, тонкие и бледные, дрогнули. Не в усмешке. Совсем не в усмешке. Уголки чуть приподнялись. На миг. Словно тень улыбки. Первой, которую я когда-либо видела на его лице. Она была неуверенной, робкой,
почти невидимой в полумраке. Но она была. Настоящая.
Должно быть странно, прошептал он. И в его голосе не было сарказма. Было любопытство. Почти детское.
В этот момент где-то далеко, за толстыми стенами замка, пробили часы. Глухой, протяжный бой. Десять раз.
Мы оба вздрогнули, как будто вынырнув из глубокой воды. Волшебный момент, хрупкое взаимопонимание в синих сумерках, дрогнуло и начало таять, как дым. Реальность ледяной замок, королевский приказ, стражи за дверью вернулась.
Кайлен резко откинулся на спинку кресла. Его лицо снова стало замкнутым, хотя ледяная маска уже не ложилась так гладко. В глазах еще теплился отблеск того разговора, того понимания.
Поздно, сказал он, голос снова стал ровнее, но без прежней жестокости. Просто констатация. Уходи. И он запнулся, как будто не решаясь договорить. Потом добавил быстро, отводя взгляд: завтра. Приходи. В обычное время.
Это не было приказом. Это было просьбой? Надеждой?
Я встала. Ноги больше не дрожали. Слабость осталась, но ее оттеснило странное, теплое чувство где-то под грудью. Не просто облегчение. Что-то большее.
Хорошо, просто сказала я. До завтра, Кайлен.
Я повернулась и пошла к двери. Уходя, я обернулась на пороге. Он сидел в своем кресле, уже погруженный в тени, его профиль был виден на фоне смутно светлеющего заиндевевшего окна. Он не смотрел на меня. Он смотрел на свою руку, которую я держала. Ту самую, что когда-то взяла ледяной кинжал. И на его лице, в последних проблесках света, я снова увидела ту же тень неуверенной, робкой мысли. И, возможно, первого проблеска чего-то, что не было болью или страхом.
Лед тронулся. Не только на стенах его покоев. Где-то глубоко внутри него самого. И я знала, что уже ничего не будет по-прежнему. Ни для него. Ни для меня.
10 глава
Когда стражник пришел за мной, его обычное каменное выражение показалось мне почти человечным. Или это я изменилась? Внутри все еще горел отголосок вчерашнего тепла не от дара, а от того разговора, от увиденной в его глазах боли десятилетнего мальчика и того робкого, невероятного проблеска понимания. Но вместе с теплом жил и страх. Страх, что дневной свет, формальность сеанса, его привычная ледяная броня сотрут все, как ветер следы на снегу.
Дорога к его покоям была короче и длиннее одновременно. Каждый шаг отдавался в висках вопросом: Кто он сегодня? Тот, кто рассказал о кинжале? Или снова Принц Льда?
Дверь открылась. Холод ударил, но уже не как нож в спину, а как знакомый, хоть и неприятный, ветер. Он сидел в своем кресле у окна, как всегда. Поза была привычно прямой, но не такой окаменелой. В руке не книга, а просто сложенные пальцы на колене. Он не смотрел в окно. Он смотрел на дверь. На меня.