Сегодня он выглядит куда менее официально вместо тугого пиджака и жилетки тонкая темно-синяя рубашка, расстегнутая на три пуговицы и открывающая вид на участок его шеи с впадинкой между ключицами. Он не сказал еще ни слова, с тех пор как я вошла в столовую и, поприветствовав его, заняла свое место. И сейчас я ощущаю себя ужом на сковородке от страха перед неизвестностью, что таится в его ленивой позе, в черных глазах, прожигающих меня, в чуть поджатых бледно-малиновых губах.
Ты не голодна?
Я
даже вздрагиваю от неожиданности, когда в абсолютной тишине раздается его негромкий спокойный голос, и, наконец, позволяю себе посмотреть на него более открыто, а не мимолетно, как делала до этого.
Эмм, наоборот, я слова теряются в смущении, что накатывает внезапно, вынуждая меня опустить голову и дрожащими от волнения руками обхватить маленькую чашку, что еще сохранила тепло напитка. Молю бога, чтобы он отвернулся, занялся чем-нибудь другим, но вместо этого он делает еще хуже, пододвинувшись ближе к столу и оперевшись о него локтями. Его тонкие пальцы сцепляются под подбородком, и все его внимание вновь концентрируется на мне.
Твоя семья уже получила деньги, если тебе это интересно.
Спасибо, все же умудряюсь сделать один маленький глоток, медленно облизнув губы и даже прикрыв глаза от удовольствия, что приносит с собой терпкий вкус великолепного кофе. Отчего-то пальцы, вцепившиеся в кружку, не могут согреться, все больше леденея и вызывая мелкую-мелкую дрожь по всему телу. Здесь всегда так холодно.
Ты замерзла, я прикажу затопить камин, он говорит это мне, но за спиной уже открывается дверь, и я удивленно оборачиваюсь, наблюдая за слугой, который торопится исполнить волю Рэми. Всего несколько минут, и в камине начинает полыхать огонь, хоть как-то оживляя атмосферу вокруг нас. Скажи мне, Джил, что заставило тебя принять такое решение?
То есть, что подтолкнуло меня на мысль покинуть изоляцию? Мы остаемся одни, и, слыша веселое потрескивание пламени, я наконец-то справляюсь с оцепенением и страхом, которые сковывали меня до этого.
Я бы назвал это колонией, но пусть будет изоляцией, если тебе так удобно. Именно так: что подтолкнуло тебя продать свою свободу?
Я не знала, что я лишусь свободы.
А если бы знала? Он вновь перебивает меня, как тогда, при первом знакомстве, но в его глазах нет раздражения, скорее любопытство, смешанное со скукой.
Наверное, даже тогда я не изменила бы решения, потому что Айрин имеет право на шанс, пусть даже если этот шанс будет оплачен такой ценой.
Я позволяю себе перехватить его проникновенный взгляд и даже несколько секунд выдержать сверкнувшую в нем насмешку, пока эта самая насмешка не перекочевала на губы, изогнувшиеся в легкой ухмылке.
Твой альтруизм граничит с безумием и я нахожу его забавным.
Что же смешного в моем желании спасти жизнь сестры? не могу сдержать подкатывающий гнев и ощущаю, как шея, а затем и лицо покрываются алыми пятнами злости, вызванной его откровенной издевкой. Сердце ускоряет ритм, потому что я вдруг понимаю, что зашла намного дальше, чем должна была заходить, позволив себе такой тон в разговоре с ним.
В том, что любая жизнь теряет смысл, если ради нее пожертвовали другой.
По крайней мере, она сможет прожить ее иначе, чем я. Быть может, более достойно, Господи, не знаю, почему он так говорит, ведь я еще жива, дышу, мыслю. Я лишь пожертвовала свободой и до сих пор надеюсь, что вернусь домой невредимой. Только вот от его слов становится совсем тошно, и в груди разливается едкая обреченность, словно у меня уже нет выхода.
Ты вкладываешь в сестру свои нереализованные амбиции? Расскажи мне, Джил, что для тебя значит более достойно?
В то время как он остается все таким же невозмутимым и уверенным, я совершенно теряюсь, глубоко дыша и растерянно рассматривая свои руки: побелевшие от напряжения костяшки пальцев, коротко постриженные ногти с белыми полукружиями у основания, вены, просвечивающие на тыльной стороне ладони. Я бы хотела уйти, убежать, спрятаться от его ядовитых слов, но вместо этого словно прирастаю к стулу и остаюсь перед ним совершенно обнаженной, с вывернутым на изнанку сердцем, с выпотрошенной душой.
Знаете, Господин, любая жертва имеет смысл, если она позволяет спасти по-настоящему любимого и близкого человека. И дело здесь не в амбициях, а в любви, которая и толкнула меня на этот шаг. Мне жаль, если вы не можете понять этого, на последней фразе я поднимаю взгляд, ожидая самого худшего: от наказания до смерти, о которой он так тонко намекает, но вместо этого, лишь на секунду, его скулы напрягаются, глаза приобретают опасный блеск, а потом все возвращается на место его ухмылка, его уверенность, его равнодушие. Он даже улыбается, медленно вставая и приближаясь ко мне.
Тот самый аромат, что снился мне сегодня, вновь окутывает меня в плотный кокон, и я с замирающим сердцем смотрю за его указательным пальцем, скользящим по скатерти по мере движения Хозяина, идущего параллельно столу.
Рэми встает за моей спиной нерушимой глыбой высокий, неприступный, чужой, и нарочито медленно убирает волосы с моей шеи, перекидывая