Так как Марешаль недоверчиво произнес: «О», то Савиньян счел нужным рассердиться. Да, он придумал нечто удивительное, от чего зависело его счастье в близком будущем. Он видел, что договор, заключенный им со своей теткой, был истинным обманом, и потому пришел теперь уничтожить его и возвратить себе свободу.
Марешаль молча глядел на Савиньяна в то время, как молодой человек с воодушевлением открывал свои честолюбивые проекты. Он рассматривал его плоский лоб, где, по уверению этого болтуна, заключалось столько прекрасных идей. Он измерял глазами худощавую и сгорбленную от разгульной жизни фигуру и спрашивал себя, какую борьбу этот кутила был бы в состоянии выдержать в трудные минуты их предприятия. Улыбка мелькнула на его лице. Он хорошо знал, что Савиньян предавался такому припадку меланхолии
только тогда, когда денежные запасы его были плохи. В таких случаях, возобновлявшихся часто, у молодого человека являлось вновь вдохновение, которое госпожа Деварен останавливала одним словом: «Сколько?». Савиньян сначала не соглашался объявить сумму, в получении которой не сомневался, а говорил все о своем предприятии. Наконец, он сдавался, и с кошельком, туго набитым, проворный и радостный возвращался в знакомые будуары, на бега, в модные рестораны, делался опять более чем когда-либо каторжником удовольствий.
А Пьер? воскликнул вдруг молодой Деварен, меняя неожиданно разговор. Имеете вы о нем известие?
Марешаль сделался серьезным при этом вопросе. Казалось, туча набежала на его лицо. Он ответил Савиньяну, что Пьер Делярю все еще на Востоке. Он направился в Тунис, берега которого исследовал. Дело касалось знаменитого внутреннего моря, которое нужно восстановить искусственным путем: предприятие было колоссально, и результаты его должны иметь громадное значение. Климат совершенно переменился бы и удесятерилась бы стоимость колонии, которая сделалась бы самой плодородной страной в мире. Вот уже год как Пьер трудился над этою землею с особенным увлечением, вдали от родных, от невесты, заботясь только о том, чтобы достигнуть цели, оставаясь глухим ко всему, что могло бы отвлечь его от грандиозного дела, с успехом которого он рассчитывал достигнуть славы.
А правда ли говорят, возразил Савиньян с дурной усмешкой, что во время его отсутствия один блестящий молодой человек старается похитить у него невесту?
При этих словах Марешаль сделал резкое движение.
Это неправда! прервал он. И я не понимаю, как вы, господин Савиньян, распространяете подобные россказни. Допустить, что Мишелина могла не сдержать своего слова, нарушить свои обязательства, это значит клеветать на нее. Если бы кто другой, а не вы
Ну, ну, мой милый друг, сказал, смеясь, Савиньян, не сердитесь, так будет здоровее, как говорит старая пословица. То, что я рассказываю вам, я не передам первому встречному, К тому же я только повторяю те сплетни, какими занимаются в свете в продолжение трех недель. Даже указывают и на героя, которому принадлежит честь и удовольствие такого блестящего завоевания. Это не кто иной, как князь Серж Панин.
Князь Панин! Что касается его, возразил Марешаль, то вот уже три недели, как ноги его не было в доме. Так не поступил бы человек, желающий жениться на дочери хозяйки этого дома
Друг мой, ведь я повторяю то, что я слышал. Я больше ничего не знаю; вот уже три месяца, как я держусь в стороне, а, кроме того, для меня все равно, будет ли Мишелина мещанкой или принцессой, женой Делярю или женой Панина. Я от этого не буду ни богаче, ни беднее, не правда ли? Стало быть, я нисколько об этом не хлопочу. Конечно, милое дитя имеет достаточно миллионов, чтобы быть легко сбытой с рук. А ее приемная сестра, величественная Жанна, она что поделывает?
А, мадемуазель Серней, это другое дело! вскричал Марешаль.
Так как он желал переменить разговор, то охотно стал говорить о приемной дочери госпожи Деварен. Она произвела сильное впечатление на одного из интимных друзей дома, банкира Кейроля, и последний предложил прекрасной Жанне свое богатство и свое имя. Это сильно удивило Савиньяна.
Как, Кейроль? Овернец, суровый и скупой, и хочет жениться на бедной девушке? «Кейроль-Кремень», как называли его в деловом мире за его суровость. Оказывается, что и у такого человека было сердце. Приходилось верить, что обладатель огромного богатства был у ног мадемуазель Серней. Эта необыкновенная девушка поистине достойна миллионов. Ей надлежало быть наследницей госпожи Деварен, а теперь вот Кейроль предупредил всех, желая жениться на ней. Но это еще не все. Когда Марешаль объявил Савиньяну, что прекрасная Жанна наотрез отказалась сделаться женой Кейроля, то последовал взрыв восклицаний и неистовой радости.
Отказала! А, вот что! Но она сумасшедшая! Не имея ни гроша, она привыкла много тратить. Она воспитана так, чтобы ходить в шелку и бархате, кататься в карете и жить в свое удовольствие. Какая же причина у нее для отказа?
Никакой. Надменная и спесивая, она объявила, что совсем не любит «этого человека» и что женой его не будет.
Когда Савиньян узнал такие подробности, то его восторгу не было предела. Особенно нравилось ему, что Жанна, говоря о Кейроле, называла его «этот человек». Эта ничтожная девушка, носившая фамилию Серней, незаконное, непризнанное дитя графа и очень легкомысленной певицы, она, такое ничтожество, отказала Кейролю да называла его еще «этот человек»! Это действительно смешно!