Нет, я не перестала убивать - в том мире целью каждого было выжить любой ценой, а без смертей это было просто невозможно. Выживали сильнейшие, нещадно вгрызаясь в плоть друг друга, когтями разрывая подобных себе тварей на части, утверждая право на существование. Я действовала иначе, меняя стиль убийства, расправлялась с противником, не пролив ни капли крови, прослыв тем самым среди своих cam verya (рука смерти).
Моя семейка с самого моего рождения на протяжении многих лет очень доходчиво показывала мне, кто я есть на самом деле - тварь, пользуемая сильнейшим, ничтожество, рожденное для реализации их замыслов и удовольствий. То мое «счастливое» время не скрашивала даже мать, которая ни в чем не могла перечить своему супругу. Ну, еще бы, ведь когда-то он, глава дома ДоумЗартрисс, поступил очень благородно, женившись на молодой вдове, эльфийке, воспитанной в абсолютном мужепоклонничестве.
Мне бы полагалось сочувствовать ей. Но нет, не найдя поддержки в собственной матери, наблюдая за ничтожеством, породившим меня на свет, я не чувствовала ни капли жалости, только чувство брезгливости. И понимая, что меня ждет такая же участь, моя сущность протестующе вопила, подпитываемая разгорающейся ненавистью к тирану-отцу и ублюдку-брату.
Решение было только одно - самой стать сильнейшей и вырваться из этого плена. Всеми разумными доводами я стала уговаривать отца, грезившего о величии, отдать меня на обучение в личные хранители Верховных, в результате которого можно было получить возможность стать приближённой короля. Аргумент о близости к Валагунду сыграл свою роль, и в итоге отец дал согласие. Ведь он спал и видел, что его отпрыск девственно ляжет
под короля и займет соседний трон, тем самым навечно прославив род ДоумЗартриссов.
Он делал на меня огромные ставки. С малых лет лучшие наставники обучали меня манерам, мое окружение проходило тщательный отбор отца, а все мои так называемые приятельницы были, по меньшей мере, аристократического происхождения. Отец пророчил мне «светлое» будущее, и любое самовольно принятое решение оборачивалось для меня жестокими телесными и психологическими наказаниями.
Но и тогда он не мог оставить все без внимания подобрал мне самого сурового наставника, с которым обсудил мой режим и то, как я буду проводить свободное время. Я была согласна даже на это, лишь бы больше никогда не появляться в ненавистном мне родовом доме, существование в котором было сродни хождению по острию ножа. Отец просчитал всё, и, возможно, его планам суждено было бы свершиться, если бы не одно маленькое обстоятельство его гордость, его ставка была подпорчена тем, что не была девственна, благодаря усилиями вечно пьяного извращенца, именуемого моим братом Кирвонтом.
Как и отец, мечтающий о господстве, старший брат, долг которого заботиться и защищать сестру, превратил всю мою юность в пытку, изощренное издевательство и боль. Это была его любимая игра - получать удовольствие посредством унижения той, кого отец выбрал в любимицы, как считал этот ублюдок. Для него не существовало никаких запретов и законов. Он прекрасно находил мои слабые места и пользовался этим так же умело и искусно, как своей физической силой. Никогда не считался ни с кем и ни с чем, кроме как с желанием удовлетворять нереализованные амбиции и сексуальные прихоти посредством любимой сестрички, как он называл меня, когда ревущую ставил перед собой на колени и запихивал мне в рот свой член, а все мои мольбы и просьбы о пощаде разбивались о громкий смех и удары сапога.
И даже вырвавшись из этого кошмара, будучи в числе личной охраны Валагунда и его любовницей, что просто убило моего отца, у Кирвонта хватало наглости продолжать отравлять мою жизнь посредством шантажа если бы король узнал о моем прошлом, не миновать бы мне виселицы. Но последний визит так называемого брата до сих пор стоял у меня перед глазами. Я отчетливо помню каждый момент той нашей последней встречи, как, находясь в пьяном угаре, он через тайные ходы проник в мои покои, как срывал одежду, требуя раздвинуть ноги, как вырывалась, ища под подушкой клинок, как вонзила холодный металл в его глаз.
Понимая, что поступаю глупо, ведь мертвецы не возвращаются, я прошла к стоявшему у кровати сундуку, на дне которого достала небольшой кинжал, подаренный когда-то Валагундом, любовно провела по клинку ладонью и положила под подушку. Откинула покрывало с кровати и, не раздеваясь, обессиленно рухнула на шелковые простыни.
- Ты маньячка, Иллиам! Всему есть логичное объяснение. Возможно, у какого-то местного племени подобные стрелы, не веря в совпадения, твердила я себе, - но, если кто-то и остался в живых из рода ДоумЗартриссов, это не может быть он. Слуга, дальний родственник, в конце концов просто воин, но точно не Кирвон.
Незаметно для себя я провалилась в тревожный сон, ощущая в руке рукоятку кинжала.
НЕИЗВЕСТНЫЙ
Он лежал на узкой кровати поверх истлевшего со временем соломенного тюфяка в одной из комнат верхнего этажа местного трактира. С любопытством наблюдая за передвижением блох на несвежей рубахе, мужчина оставался абсолютно равнодушным к женским воплям, доносящимся из-за стены соседнего номера. Лишь тень интереса промелькнула на обезображенном лице, когда грубый голос гаркнул: