Валдис отступает обратно в тень комнаты, и я краду возможность проползти к двери.
Выпусти меня! Выпусти меня! Я замедляю свое тяжелое дыхание, чтобы не упасть в обморок, и потираю шею, где все еще сохраняется фантомное ощущение его хватки.
Дверь щелкает, и я поднимаюсь с пола, не потрудившись взглянуть на Медузу из страха, что она может увидеть восторг на моем лице от осознания того, что я потерпела неудачу.
Вернувшись в лифт, Медуза нажимает кнопку первого этажа, который примерно на шесть этажей выше того, где мы находимся, и впервые за последние три минуты я снова могу нормально дышать.
Она скрещивает руки на груди, и в отражении я замечаю самодовольную улыбку.
Я сообщу врачу о результатах. Возможно, она извлекает что-то из неудачных взаимодействий. Похлопывание по спине. Разрешение превратить что-нибудь в камень.
Он будет вполне доволен.
При этих словах я резко разворачиваюсь к ней лицом, все замешательство выливается на мой хмурый взгляд.
Доволен? Я потерпела неудачу.
Наоборот. Ты сдала экзамен с блеском.
Что? Как, черт возьми, ты определяешь совместимость после того, что только что произошло?
Ее брови приподнимаются при легком наклоне головы.
Он не убил тебя.
Глава 3
Сильный жар согревает мое лицо, и дымный запах горелого дерева наполняет мой нос. Я прищуриваюсь от лучей солнечного света, льющихся из окна, и поднимаю руку, чтобы защитить лицо. Все еще сонная, я поднимаю голову и нахожу Брайани, обнимающую меня, пока она спит рядом со мной. Когда вспышки прошлой ночи рассеиваются в темной дымке, мое сердце отдается тяжелым ударом тоски. Ужас опускается к низу моего живота, и на мгновение я слышу, как крик моей матери эхом отдается в моем черепе.
Мои мышцы напрягаются, когда я задыхаюсь. Мама.
Я поднимаю взгляд к окну надо мной и прислушиваюсь к щелчкам и рычанию Рейтера, но все что я слышу, это обманчивое счастливое щебетание птиц. Мне необходимо остаться здесь, с Брайани, но оставаться где-либо слишком долго опасно. Нам также нужны еда и вода.
Лучше путешествовать ночью, когда прохладнее, но именно в это время Бешенные наиболее активны. Днем они кажется двигаются медленнее, их тела так же подвержены жаре, как и наши.
Легким пожатием ее руки я бужу Брайани.
Ее брови хмурятся, как раз перед тем, как ее глаза распахиваются,
и она резко выпрямляется.
Мама! Словно на мгновение потеряв ориентацию, она оглядывается по сторонам.
В воздухе пустота, густое удушающее облако тоски и страха, которое мы вынуждены вдыхать этим утром. Моя сестра вскакивает на ноги и спотыкаясь идет через здание, зовя нашу маму, как потерявшийся маленький ягненок. Держу пари, отрицание. Если она действительно хочет знать что произошло, все что ей нужно сделать, это посмотреть в окно на то что осталось.
Я собираю наши рюкзаки, в которых минимум припасов пустая фляга, четыре палочки вяленого мяса, которых хватит только на завтра, и нож. Не обращая внимания на плач сестры, я скатываю одеяла и запихиваю их в пакеты, прежде чем передать одно Брайани.
Тебя даже не волнует, что она ушла?
Мне не все равно. Но нам скоро понадобятся еда и вода, иначе мы тоже будем мертвы.
Я лучше тысячу раз умру от обезвоживания, чем снова пойду туда с монстрами!
Они ушли, Брайани. Мы можем направиться на запад. Может быть, мы наткнемся на другой улей до наступления ночи.
Тебе все равно! Если бы это было так ты бы, по крайней мере, попыталась похоронить ее!
Закопать что!? Мой гнев лопается прежде, чем я успеваю его намотать. Я провела всю ночь на лезвии бритвы, ожидая что вот-вот треснусь и сломаюсь, и вот моя сестра наконец-то вызвала мою ярость.
Они, наверное, забрали ее кости!
Слезы текут по ее щекам, и она отводит от меня взгляд, принимая свою сумку с той же апатией, с какой несомненно принимает свои обстоятельства.
Побереги свои слезы. Тебе понадобятся жидкости, когда солнце будет самым жарким. Я не хочу быть холодной с ней, но смерть моей матери сделала меня несчастным пастухом моей сестры, и я отказываюсь подводить ее. Остановившись на мгновение, я изо всех сил пытаюсь вспомнить жизнь в десять лет, невинность и наивность такого возраста, но четыре тяжелых года выживания сделали мое сердце слишком каменным, чтобы сопереживать ей. Тем не менее, я заставляю себя быть мягче. В конце концов, мы обе потеряли мать.
Мы посмотрим, что осталось, и похороним ее.
Со слезами на глазах кивая, она вытирает мокрые щеки и просовывает руки через плечевые ремни своего рюкзака. Взяв ее за руку, я веду ее к двери и кладу ладонь на ручку, останавливаясь, чтобы перевести дыхание. Что бы ни лежало по ту сторону, это то, чему суждено быть, и я не могу вернуться и что-либо изменить.
Я не могу остановить ее.
Дверь тяжелее, чем раньше, и моя рука почти подгибается под ее весом, когда я толкаю ее, открывая навстречу пыли, разносимой ветром. Быстрый осмотр не показывает никаких признаков Бешенных, и я тихо крадусь вдоль здания, пока не достигаю того, что когда-то было главной дорогой через Палм-Спрингс.
Примерно в двадцати ярдах от нас лежит туша, изуродованная до такой степени, что я могу различить только небольшие лоскутки кожи и плоти поверх костей. Каштановые волны ее волос, перепачканные грязью и кровью, развеваются на ветру. Воздух застревает в моих легких, каждый вдох с трудом проходит через мое пересохшее горло, когда мы вдвоем приближаемся к ней. Брайани скулит позади меня, оттягиваясь назад, когда я сжимаю ее руку, как будто она не может заставить себя подойти ближе.