И только оглянувшись, выдохнула, внутренне рассмеявшись от облегчения..
«Птица, Дея, это же просто птица».
Через несколько минут я приземлилась на плоской вершине, прикрытой с боков горными пиками и долгое время лежала, приходя в себя и привыкая к мысли, что жива, почти цела и пока мне не нужно никуда бежать. И только потом нашла в себе силы оглядеться.
Большая часть своеобразной горной террасы была завалена камнями, которые можно было принять за обломки, над которыми достаточно поглумились время и высокогорные ветра.
Ну просто развалины Стоунхенджа, прокаркала я. Звук собственного голоса, даже такого резкого, успокаивал, и я продолжила говорить вслух. Если только можно вообразить себе Стоунхендж в горах другого мира, конечно.
Шорох и последовавший за ним гулкий звон заставили меня подпрыгнуть в испуге и припасть к земле: черно-серая птица средних размеров, одновременно похожая на ворона и небольшого стервятника увлеченно возилась под одни из таких «обломков».
«У, глупая курица!», крикнула я ей и попыталась швырнуть в поганку камнем. Только позабыла о том, что сама-то тоже сейчас не далеко от нее ушла, да и одна из моих лап уже занята Ключом. Поэтому пришлось, прыгая на свободной лапе, угрожающе захлопать крыльями.
Птица нехотя поднялась в воздух и отлетела подальше. Ну и пусть ее. Ни толку от нее, ни вреда несъедобна и явно меньше меня. Интересно только, чем она там гремела.
Я подлетела к тому месту, где промышляла разбойница (очень тяжело подлетела раненое крыло болело нещадно) и принялась где клювом, где лапой разгребать завал из камней. Очень скоро я нашла то, чем птица издавала лязгающие звуки. Нашла и замерла передо мной лежала покореженная, сплющенная, но все же вполне узнаваемая чаша из голубоватого металла.
«Эльдион кажется, тут именно так его называют».
Я глубоко вздохнула, пытаясь протолкнуть к легким внезапно ставший вязким воздух. И снова, уже иначе оглядела то место, где остановилась.
Вот эти завалы, эти торчащие каменные остовы. Ведь когда-то это вполне могло быть храмом Тем самым, без стен и крыши, который я видела в своем последнем Сне. Вот сюда мы шли вместе со старым служителем, вот к этому обрыву я подошла, когда звала лари, и отсюда же прыгнула в пустоту, впервые почувствовав полет и крылья. Очень похоже, а если так, то в глубине святилища должен быть Источник.
Память здешней Деи забеспокоилась, пришла в неописуемое волнение. Да, Источник это важно.
Я нелепо поскакала по земле, не осмеливаясь больше доверять раненому крылу. Вот где-то здесь, под большой грудой камней и должен был быть тот самый родник. Уже моя память выдала такую картину: большая природная чашу из голубоватой скальной породы и прозрачная чистейшая вода. Не отказалась бы сейчас напиться.
Разбирать камни в птичьем виде было несподручно. Я сменила ипостась на человеческую, отдышалась, пережив очередную волну дурноты, и поежилась от пронизывающего ветра. Что поделать, одежды на мне сейчас не было. Пришлось греться исключительно физическим трудом.
Я раскидывала камни долго, не один час. Руки ныли, спина просто отваливалась, и я уже начала опасаться, что сейчас просто упаду от усталости на всю эту кучу, когда я поняла, что ладонь, сжимающая новый камень, стала слегка влажной.
Куда только делась усталость? Я принялась разбирать камни с утроенным энтузиазмом. И еще через час-другой работы освобожденный источник зажурчал, заполняя свой почти расчищенный сосуд.
«Живая, она все еще живая!», плакало от счастья что-то внутри меня.
«А теперь войди туда» мелькнула истовая просьба, почти мольба, «ну же, давай, пожалуйста».
И я, сглатывая от напряжения, волнения, замирая от холода, погрузила усталое тело в эту каменную ледяную купель.
Спазм, который скрутил меня, связав все жилы в единый клубок, выбив из груди весь воздух, продлился недолго. Потом тело расслабилось, стало необычайно легким. Мне стало тепло, я лежала в купели, словно в круглой ванне, запрокинув голову вверх, и, распахнув глаза, всматривалась в темно-серое небо, с которого таким же серым снегом летел пепел Но перед глазами мелькали совершенно другие картины
Я вижу себя. Почему-то со стороны, словно совершенно другого человека. Мне лет десять или чуть больше. Я выгляжу очень нарядно, но непривычно: на мне ярко-красный парчовый кафтан, расшитый серебряными нитями и широкие, присобранные у щиколоток, штаны. Волосы мои, чуть темнее обычного, заплетены в длинные косы, которые уложены вокруг головы подобием короны.
Я стою в святилище очень ровно, слегка склонив голову и пугливо, из-под ресниц, разглядываю приближающегося
ко мне мужчину. Того, кого я так боюсь и от кого теперь будет зависеть моя жизнь.
Здравствуй, Джалидея, спокойный низкий голос Владыки гулким звоном отдается в ушах. Я поднимаю взгляд и застываю испуганно, вглядываясь в черный сумрак его глаз. Он смотрит на меня почти ласково, но мы оба знаем, что ему тяжело меня видеть, как и мне его, Теперь здесь твой дом. Под моим крылом ты не будешь знать горя.
Вы очень добры, Ваше Величество, склоняю я перед ним голову, счастлива быть здесь.