Гарри забился в припадке, сопротивляясь. Сеанс легилеменции ему не понравился он погружал его в воспоминания. Это было кошмарно и унизительно. Боль и страшная ломота пульсировали во всём его тощем израненном теле. Задница, похоже, искалеченная Дадли, всё ещё кровоточила, но на тёмных застиранных штанах этого не было видно, хотя кровь, пропитавшая бельё, уже и начала подсыхать. Плечо, там где его ухватил Антонин, немело. Губы, разбитые несколько раз, распухли и склеились, глаза были припухшие от слёз, а на щеке красовался синяк, оставленный Верноном. Врали те, кто считал, будто бы на магах хорошо всё заживает. У Гарри долго держались следы, да и болевой порог был слабенький. И сейчас он смирился со своим постыдным концом. Смежил веки, которые и так больно было держать открытыми, и перед глазами всё потемнело, даже омерзительные воспоминания о вчерашнем покинули его. Он увидел мертвенно-серое лицо Волдеморта и узнал, но противиться не смог. Погрузился в блаженную темноту, ожидая небытия смерти, но вместо него ощутил влажное касание? Лицо холодило от воды. Убийца его родителей пришёл и за ним, только зачем он решил умыть его перед смертью?
Рука, как ни странно, была сильная, чуть мозолистая и осторожная. Нельзя сказать, что заботливая, но боли старалась не причинить. Прохладная вода немного успокаивала. И судорога, вызванная жаром, ушла: возможно, причиной тому было тихо сказанное заклинание обезболивания. Оно было слабым и действовало лишь на время., но сколько облегчения принесло! Гарри мигом почувствовал холод, но теперь он мог стоять, не завывая и не сгибаясь пополам от боли. Наконец его отпустили, холодные серые и вовсе не змеиные как тогда на кладбище, глаза окинули мальчишку, даже ещё не юношу:
Сядьте в кресло, Гарри Поттер! рука протянулась в повелительном жесте.
Нет! Я умру стоя! и он остался стоять, вздрагивая.
Только Том видел, что это не храбрость, а всего лишь усталость, обречённость, ненужность. Он только слегка пошевелил пальцем и кресло бесшумно подъехало, подбило мальчишку под ноги и парень плюхнулся, не сдержав крика боли, схватившись руками за живот.
И это основная надежда Дамблдора, и сразу стало понятно, у кого Снейп учился сарказму, только вот утончённости Тома Реддла профессору явно не хватало, ты жалок, Гарри Поттер.
И снова, как тогда на кладбище, Гарри попытался проявить характер. Превозмогая боль, стискивая зубы, чтобы не заскулить, он поднялся. Воздух нагрелся стихийным выбросом магии совсем слабым и Волдеморт разве что развеселился. Взмах палочкой и всё прошло.
Раздевайся, негромко скомандовал он. Убивать слабого мальчишку не хотелось, но тот готовился отдать Богу душу и без его помощи. Мог бы, конечно, кинуть и диагностические чары, которые он пусть слабо, но знал, но мальчику нужно было понять, что за каждое своё действие здесь он будет отвечать.
Нет, хрипло ответил Гарри готовясь получить Империо.
Думаешь, я тебя убью? Нет, тень улыбки скользнула по тонким губам. Нет, не убью, но неподчинения я не потерплю. Антонин!
Долохов подошел к нему рядом, внимательно смотря. Прямой и мрачный, красивое лицо с синими глазами, волевым подбородком и римским носом хранило следы страдания. Вокруг рта залегли жёсткие складки.
Да, вот так вот просто. Без господин, хозяин, барин.
Раздень мальчишку. Полностью раздень.
Гарри попытался отшатнуться, когда стальные руки ухватили его за рубашку. Послышался треск раздираемой ткани и комментарий:
Эти тряпки надо сжечь, пока кто-нибудь не набрался вшей. Мне этой живности и в Азкабане хватило.
Большего унижения, как Гарри казалось, испытать он не мог. Даже перед бандой Дадли была только дикая физическая
боль, а тут убийца его родителей смотрел, как его раздевают, видел или явно догадывался о том, как его унижали. И Долохов с его отстранённым лицом, разглядывающий синяки на его рёбрах, почерневшую и распухшую правую руку.
Я сам! Я сам! Гарри попытался отскочить, чувствуя себя участником фарса под названием «Жизнь и проёбы Гарри Поттера». Долохов на миг остановился и посмотрел на хозяина, как бы вопрошая, стоит ли продолжать или, быть может, мальчишку успокоить заклинанием невидимых пут?.
У тебя был шанс сделать всё добровольно. Ты от него отказался. Продолжай, Антонин.
В голосе Тома не было той истерики, что была на кладбище, одна холодная отстранённость. Долохов тем временем достал небольшой, но острый нож, и перерезал старый ремень Дадли, застёгнутый даже не на последнюю, а на самодельную дырку, проковырянную гвоздём.
Перед пожирателем и его господином предстал до ужаса худой подросток, покрытый синяками, рубцами от ремня и ссадинами. Из-под тёмных боксеров по худым ляжкам текла кровь, перемешанная с выделениям. Волдеморт на миг замер. Сколько же он видел таких мальчишек? На миг ему показалось, что он снова в приюте Вула. Быстро прогнав воспоминания и оценив ситуацию, он подождал, пока Антонин сорвёт с парня трусы, оставляя его в носках, будто бы в насмешку.
Готово! по-военному чётко отрапортовал Долохов, разворачивая парня спиной к Тому. Узкая спина была багрово-фиолетового цвета, кое-где кожа лопнула и сочилась кровь. на ягодицах дела обстояли ещё хуже, но источник крови всё равно определялся. Было понятно, что она идёт из заднего прохода. Гарри не мог видеть сейчас своего врага, но мог поклясться, что тот брезгливо скривился. Или, может, откровенно потешался, поняв, что Дадли сотворил с ним? Он обернулся, бросил на Волдеморта взгляд но тот казался оценивающим, задумчивым, и губы были строго сжаты в тонкую полосу: ни дать, ни взять, Макгонагалл, а не Волдеморт.