Я оторвала свой рот.
Ты сказал, что пошлешь письма моим отцам.
Напиши письма, и я распоряжусь, чтобы их доставили, предательская улыбка скользнула по его губам, и его пальцы запутались в моих волосах, сжимая нежно, собственнически.
И надолго? Я сказала им, что пробуду здесь всего три месяца.
Его ртутные глаза окаменели.
Ты никогда не упоминала об этом.
Нет, не упоминала. Я сверкнула клыками в невеселой улыбке.
Мы это исправим, его голос понизился до властного мужского скрипа. Когда придет время, ты напишешь им и скажешь, что остаешься.
И надолго? с рычанием повторила я.
Навсегда.
Что? мое сердце ударилось о ребра. Ты не можешь разлучить меня с ними.
Я могу делать все, что захочу.
Охваченная паникой, я толкнула его в грудь. На какую-то долю секунды мне показалось, что я действительно сдвинула его с места. Тепло его тела исчезло, сменившись порывом холодного воздуха. Прежде чем я поняла, что происходит, Салем снял с нас обоих штаны и вонзил свой член мне между ног.
Моя голова запрокинулась в беззвучном крике, мой разум бесконечно твердил возражения, в то время как мое тело растворилось под его безжалостными толчками. Я попыталась мысленно отстраниться. Шлепающие влажные звуки были просто двумя трахающимися людьми.
Электрические покалывания в груди ничего не значили. Он был никем.
Но он был во мне. Его язык в моем рту, его член в моей киске, его душа в моей груди, и его глаза встретились с моими. Он был огненной искрой в холодном темном месте. Жгучая, всепоглощающая и неистовая страсть. Он вколотил меня в щель между подушками, прижав лопатками к металлическому полу и не отводя взгляда.
Моя борьба была бессмысленной. Я пыталась укусить его, но его рефлексы были быстрее, проворнее. Салем уворачивался от моих клыков так же плавно, как и доставлял мне удовольствие, трахая меня с бесконечной энергией и пожирая мой рот с агрессивной самозабвенностью. Он кряхтел сквозь затрудненное дыхание, его руки ласкали и сжимали мое тело.
Затем сверкнули его клыки, и он укусил меня за горло, вновь открывая следы, которые всегда были там. Его метка.
Я продолжала бороться, но в какой-то момент мои бедра начали работать с ним, а не против него. Я становилась неистовой, настойчивой, брыкалась и кричала, одержимая бредовой любовью и ищущая разрядку.
В тот момент, когда его большой палец закружил по моему клитору и наши глаза снова встретились, моя киска сжалась, бушуя от взрыва ощущений, которые охватили мое тело. Я кончила так сильно, что сорвала голос. Салем погрузился глубоко и замер, его член набух и пролился внутри меня, пока его руки обхватывали мое лицо, а зрачки расширились в море расплавленных блесток.
Пока мы лежали в бездыханной куче бескостных конечностей, мои мышцы все еще сокращались от остатков адреналина и экстаза. Я ненавидела себя за то, что не была достаточно сильной, чтобы сопротивляться ему. Я ненавидела его за то, что он обратил мое тело против меня. Я ненавидела его за то, что он лгал мне. За то, что извратил нашу связь в то, что я презирала. За то, что убил Джереми и позволил моим солдатам умереть. Но больше всего я ненавидела его за то, что он внушил мне страх, что я никогда больше не увижу своих отцов.
Следующие дни культивировали во мне ненависть. Салем соблазнял меня снова и снова, как мастер-искуситель, играющий с моей израненной душой. Ему никогда не приходилось меня принуждать. Он был слишком хорош, а я слаба и отвратительна. Он трахал меня до тех пор, пока мои внутренности не начинали болезненно ныть, а кровь не запела. Потом мы ели, и он снова трахал меня.
Конвой делал по паре остановок в день. Грузовики заправлялись. Нам приносили еду, мне завязывали глаза, раздевали и выводили на улицу облегчиться. Нагота делала меня менее склонной к бегству, но целью была гигиена. Мы постоянно были окутаны запахом секса, и Салем регулярно купал нас обоих, стоя рядом с грузовиком с тряпкой и контейнером теплой воды, отчего воздух пропитывался ароматом ванильного мускуса. Я сомневалась, что он позволял кому-нибудь увидеть меня голой, но я не знала этого наверняка. С закрытыми глазами я прислушивалась к знакомым звукам, ища намеки на мое местонахождение. Единственным ключом к разгадке было постепенное повышение температуры. Мы направлялись на юг. Достаточно далеко на юг, чтобы зимой пальто не требовалось.
На пятый день колонна остановилась, и Салем впервые открыл дверь, не завязывая мне глаза.
Мы дома.
Я вытерла вспотевшие ладони о кожаные штаны и подтянула зеленый шелковый корсет. Моя грудь и плечи оставались обнаженными во влажном воздухе. В этом наряде я чувствовала себя незащищенной, уязвимой, почти вульгарной, но это была единственная одежда, которую он дал мне сегодня.
Трепеща внутри, я выбралась наружу, и мои ботинки дрожали, когда я ступила в тускло освещенный подземный гараж.
Не нервничай, Салем положил руку мне на поясницу и повел через огромное пространство к стальной двери.
На потолке мерцали электрические лампочки. Трещины в бетонном полу были заделаны слоями похожей на клей смолы. Сотни парковочных мест были разбросаны вокруг меня, но тут стояло только несколько десятков легковых и грузовых автомобилей, все с такой же броней и прочными бамперами, как и в конвое.