Правда, мелькнула мысль, что лилии вырастают и на кладбищенских погостах, но он отогнал ее прочь и произнес первое, что пришло в голову:
Мне положено знать все, что касается моих полномочий. Остальное безразлично.
Вы хотите сказать, вскрикнула Элинор взбешенно, что я обязана отчитываться перед Вами за все безделушки, которые мне покупали дедушка и бабушка лет десять назад? Или за соломенные куклы, в которые я играла, когда мне было три года? Возможно, доблестный рыцарь, Вы хотите, чтобы я отчиталась за молоко, которым меня вспоила кормилица?
Прекратите издеваться! закричал Саймон, так резко вскочив со стула, что тот с грохотом упал на пол. Какое отношение имеют к опекунству соломенные куклы и молоко кормилицы?
Вот это-то я и хочу выяснить, фыркнула Элинор. Хочу четко знать пределы своих возможностей. Если я обязана отчитаться перед Вами, сколько я потратила в прошлом году, почему бы мне не дать Вам отчет и за гроши, которые платили моей кормилице? Я хочу знать, сколько же Вы, мой рыцарь, и моя милостивая королева оставите из доходов моих, понимаете, моих, поместий лично мне и моим вассалам.
Саймон хотел, было заявить, чтобы Элинор прекратила нести чушь, но слова застряли у него в горле. Нет, не глупости городила эта девчушка, а в грубой, в высшей степени оскорбительной для него форме задавала вполне разумные, жизненно важные вопросы, ответы на которые, увы, не знал и он Сама мысль о том, что она была способна и додуматься, и задать такие вопросы, она, у которой румянец невинности так быстро заливал щеки, эта мысль выбивала Саймона из колеи, и это злило его.
Вы ни за что не обязаны отчитываться, что было при жизни вашего деда, огрызнулся он, и давайте прекратим этот детский лепет по поводу соломенных кукол и кормилиц.
Ах, значит, Вы имеете в виду, не успокаивалась Элинор, что я должна дать отчет за каждую мессу, которую я служила за упокой души моего дедушки и которая не была указана в его завещании? Или же я должна объяснить Вам, почему я выбрала на траур парчу, а не другую ткань?
Конечно, нет! загремел выведенный из себя Саймон.
Он уловил какое-то движение за оконными проемами сзади себя, но даже не обернулся. Рыцарь не был вооружен, только нож для разделки мяса висел на поясе. В разгар яростного спора Саймону было не до того, чтобы опасаться за свою жизнь. Когда он был юстициарием (Верховным судьей и наместником короля), он получил столько же шрамов от предательских попыток убить его, сколько на полях сражений. Но там, где открыто бушует ярость, нет места предательству и ударам из-за угла.
Так, когда же, милый гость, мы начнем отчет? ехидничала Элинор. Не соблаговолите ли назначить время? Скажите, когда я должна буду отчитаться перед Вами за то, что купила четыре пары туфель вместо двух?
Да заказывайте хоть четыреста пар! прорычал Саймон. Меня это не волнует.
Он чувствовал, что спор перерастает в перебранку, не достойную рыцаря и мужчины, но не видел способа, как прекратить ее. Он постарался взять себя в руки:
Я просто прослежу за тем, чтобы впредь Вы не поступали так. А то, что Вы делали до того дня и часа, как я стал королевским опекуном, меня, поверьте, не касается!
Тогда почему Вы, как шпион, без моего ведома суете свой нос в мои траты за последние два года? саркастически спросила
Элинор.
Если бы слова могли разить наповал, Саймон уже наверняка бы был бездыханным. Да и так он потерял дар речи от обиды, железным обручем сжавшей сердце. Он же хотел защитить Элинор эту эту злюку, которая нуждалась в чьей-либо защите не больше кобры или разъяренной тигрицы.
Когда же рыцарь с трудом подобрал слова для достойной отповеди, фурия на его глазах внезапно вновь преобразилась в невинное создание.
Давайте прекратим эту перепалку, умоляюще сказала Элинор, слеза предательски блеснула в ее ресницах. Я ни на йоту не хочу умалять Вашу власть, мой господин. Ваше право и Ваш долг знать, что приносят поместья и она чуть всхлипнула, сколько можно оставить на пропитание мне и моим людям.
Прошу Вас не возлагать на меня вину за эти траты, возможно, я и была мотовкой до получения вердикта короля, ну и еще две недели Я прошу Вас оставить мне самую малость, и Вы вольны распоряжаться всем остальным, как Вам будет угодно.
На мгновение Саймон потерял дар речи:
Оставить Вам самую малость? Да кто собирается лишить Вас принадлежащего Вам? угрожающе спросил он, но уже более спокойно.
Смею надеяться, что никто, по крайней мере, здесь, ответствовала Элинор. Я только хочу знать, что принадлежит мне, а что кесарю. Сейчас в моем сундуке лежат пять фунтов, собранные на мессу. Могу ли я передать их церкви или принести их Вам?
Вы подозреваете меня в намерении Вас ограбить? задохнулся от возмущения Саймон.
Конечно, нет, мой повелитель, поспешно воскликнула Элинор. Она вовсе не хотела, чтобы королевского опекуна хватила кондрашка прямо на ее глазах и в ее замке. Судя же по багровому лицу Саймона, подобный исход был близок.
Объясните внятно, кому принадлежит рента, собранная до указа короля, мне или английской казне?