Но не злая, возразила Джоанна. Беренгария очень любит тебя. Она не позволит себе причинить тебе боль.
Но она будет уверена в том, что спасает меня, а не причиняет мне боль, промолвила Элинор. И бесполезно будет говорить ей, что я люблю Саймона, а он любит меня. Она ответит, что она тоже любила Ричарда, а он любил ее. И все, что бы я ни говорила, не заставит ее поверить, что у нас с Саймоном все по-другому, и наш брак не только не разрушит нашу любовь, а, наоборот, сделает ее еще сильнее.
Да, у вас действительно все по-другому, натянуто произнесла Джоанна.
Ну вот, видите, мадам, Вы это знаете, и я это знаю, но признает ли это королева Беренгария? Вы знаете ее лучше меня.
Тогда подожди с замужеством, пока Беренгария не отпустит тебя. Джоанна по-своему любила Элинор, но она была принцессой Анжуйской, и в ее сознании твердо укрепился принцип, что сначала должен быть исполнен любой каприз
ее госпожи, а уж потом можно подумать и о фрейлине. Долг прежде всего, Элинор.
Но Элинор была не из тех, кто лезет в карман за словом. Она твердо произнесла:
Да наплевать мне на долг, я не собираюсь ждать. Может, Вы меня неправильно поняли, мадам. Мне не нужна Ваша помощь, чтобы разрешить мне выйти замуж. Мне нужна Ваша помощь, чтобы избавить королеву Беренгарию от переживаний и душевной травмы. Саймон получил устное разрешение короля на наш брак, но, если потребуется, я попрошу его достать официальный приказ короля с разрешением на брак. Непохоже, чтобы король ставил желания своей жены выше интересов Саймона и пошел ей на уступки. Конечно, я не знаю, о чем думает король: или он считает, что вместо богатых владений он дает меня Саймону в награду за его успехи в военных делах, или же у него какие-то другие соображения по поводу необходимости нашего брака.
И вновь Джоанна была ошеломлена, и вновь через некоторое время, которое потребовалось ей, чтобы переварить все, сказанное Элинор, она рассмеялась: Я смотрю, Саймон лучше знает свою подопечную, чем Беренгария знает свою фрейлину. С одной стороны, ты волевая, непослушная, и у тебя дурной характер, а с другой добрая, умная, имеющая опыт в управлении хозяйством. Ну, хорошо, я попробую сделать все, что в моих силах, чтобы спасти Беренгарию от переживаний.
И Джоанна вполне успешно справилась с тем, чтобы Беренгария не помешала замужеству Элинор, но не смогла, да и не пыталась даже, уберечь Элинор от побочных эффектов, которые вызвала эта новость. Холодное неодобрение сменялось слезными мольбами и чудовищными угрозами. Если бы Беренгария была глупа, ей бы не удалось добиться своей цели. Она была достаточно умна, чтобы почувствовать, где больнее уколоть и как посеять сомнения в душе Элинор по поводу необходимости этого брака. Она говорила Элинор, что, как только девушка выходит замуж, все ее имущество переходит в руки к мужу, пока он жив. И никакой брачный контракт не в силах это изменить. А, кроме того, Саймон уже немолод, а стареющий мужчина всегда посматривает на молоденьких девушек, тем более, что жена рожает ему детей и становится не такой привлекательной, как раньше!
Элинор знала, что все это ерунда. Она знала, что Саймон обладает кристальной честностью, но не принесет ли эта честность несчастье? А быть мужем и опекуном две разные вещи. Опекуну рано или поздно приходится держать отчет за выполнение своих обязанностей. А мужу не надо ни перед кем, ни за что отчитываться. Люди Элинор и ее вассалы уже полюбили Саймона. А вдруг он пойдет еще дальше, и ее люди встанут на его сторону и будут поддерживать его во всем, даже если он задумает что-нибудь против нее? А если у них будут дети, он может вообще забыть о ней, упечь ее в какую-нибудь тюрьму, придумав легенду о ее болезни? Что самое плохое, так это то, что у Элинор не было родственников, и если с ней как бы случайно что-нибудь произойдет, Саймон унаследует все ее имущество. Оно станет его по закону.
Саймон не может так поступить, не может, повторяла Элинор снова и снова, убеждая себя, но в ее душу закрались беспокойство и тревога. А усиливало напряжение странное поведение Саймона. В ответ на ее письмо, в котором содержались вопросы о том, как поступить с его имуществом, Саймон дал подробную опись всего своего имущества, что было необходимо для составления контракта, и добавил, что не возражает, если контракт будет составлен, как обычно в таких случаях, то есть когда имущество переходит к наследнику по мужской линии, а при отсутствии такового к наследнице, а при отсутствии таковой к жене, а если жена умрет раньше мужа в королевскую казну.
«У меня нет детей, отвечал Саймон в письме на ее прямой вопрос. А если даже и есть, их матери не удосужились информировать меня об этом, поэтому я считаю, что они сами как-то уладили этот вопрос».
Вот и все, что он написал, ни слова больше. Ни слова любви, ни слова радости от того, что их мечта, к которой они так долго шли, должна вот-вот осуществиться. Элинор написала еще одно письмо, и еще одно и вообще не получила ответа. Курьеры возвращались с пустыми руками и толком ничего не могли ей сказать. Тогда она послала Бьорна, но его сообщение еще больше озадачило и даже напугало ее. По словам Бьорна, Саймон не был болен, по крайней мере, не лежал в постели, и у него не было явных признаков слабости, но он заметно похудел и был в мрачном настроении. Особых дел у него не было, весь лагерь бездействовал, и он сказал Бьорну, что не отвечает на письма Элинор только потому, что не происходит ничего интересного, о чем можно написать, да и вообще, он скоро приедет сам и все расскажет Элинор.