Стоять! Медленно и подробно. Какой приказ какой княгини?
Как это какой княгини? Нашей светлой княгинюшки.
Княже! негромко позвал Некрас. Я понимаю, что ты занят более приятным делом, но все-таки отвлекись и послушай, что болтает ведьма.
А ведьма болтала много и с готовностью, памятуя, что повинную голову меч не сечет. Выходило, что княгиня Любава поручила ей втереться в доверие к Дане и, когда будет нужно, уговорить уехать, куда скажут; при этом не только не причинять той никакого вреда, но и всемерно заботиться, опекать и, когда подойдет срок, принять дитя и ходить за ним.
Да-а . Избавься от предвзятости и перестанешь ошибаться, процитировал Некрас какого-то одному ему известного мудреца. А ведь все было очевидно, Изяславич.
Ростислав не ответил. В этот час рвались, рассыпались прахом последние остатки большой любви.
Едем, сказал вдруг Ростислав. Голосом, севшим то ли от недавнего крика, то ли от чего иного.
Куда, княже?
В город. Пусть свершится правосудие. Кто бы ни был преступник.
Княже, вкрадчиво промурлыкал стремянный. Ночь на дворе. И тучи тяжелые-тяжелые. Вот-вот начнется буря. Пожалей ребят, не гони через лес в такую погоду. Все равно ведь не найдем пути, а тут какое-нибудь дерево хрясь и по макушке. То-то Любомир посмеется
Будь на месте Ростислава Остромир, или Глеб, или иной князь из тех, про кого слагают былины, он бы прикрикнул на слугу, бесстрашно помчался вперед, не обращая внимания на все преграды, и, возможно, тем самым избавил бы свою землю от многих бед или и впрямь сломал бы шею. Но «безумство храбрых» было глубоко чуждо Беспорочному мужу. Он распорядился ждать утра.
Да, это была страшная буря. Ветер ревел взбесившимся медведем, сгибая деревья в тугие луки, сотрясая до основания ветхие стены лесной истобки, и порой казалось, что слышно, как за многие версты с треском выворачивает из земли вековые сосны. Да грохотал, разрывая небо пополам, гром. Впору было подумать, что Перун гневается за пролитую кровь.
Впрочем, Ростислав Белозерский об этом не думал. И ни о чем другом ни о смерти Яросвета, ни об измене Любомира, ни даже о предательстве жены. В этот час, когда дружинники, уснувшие было вповалку прямо посреди избушки, разбуженные громом, теснее прижимались друг к други и невольно охали, а в углу жалобно скулила и бормотала заклинания ведьма, Ростислав и Дана едва ли замечали неистовство стихий. За один в короткий вечер в душе Ростислава что-то надломилось и вновь срослось, уже совсем иначе, и он теперь с удивлением оглядывал открывшийся ему из этого положения, словно бы новый мир. Слишком короткую и слишком узкую для двоих кровать, кожаную занавеску, сухой мох, точащий из щелей бревенчатой стены и женщину, без которой он не сможет жить; он точно это знал и, с трудом вспоминая, что когда-то было иначе, не понимал, как же это могло быть.
А Дану просто переполняло счастье. И в такой час раскаты грома не могли заглушить шепота влюбленных, сбивчиво рассказывающих друг другу, как стиснул Ростислав меч, когда услышал «пропала», и как почернело небо, когда Дана услышала «убит». В эту грозовую ночь Ростислав впервые прошептал: «Я так тебя люблю!». А Дана наконец-то ответила: «И я тебя».
А гроза, последняя осенняя гроза, все не стихала, и молния вырывала из тьмы то нежный изгиб шеи, то рассеченное шрамами плечо, то пару сплетенных рук, чутко ловившие едва заметное движение новой жизни.
Мир наполнился терпковатыми осенними запахами, но и они навевали тихую, светлую, как этот день, радость. Совсем не хотелось в такой день ехать в город, разбираться со всеми этими безобразиями. А пришлось. Пришлось ждать, пока хоть немного просохнут дороги, ехать, поминутно спешиваясь, чтобы растащить буреломы, или объезжая иные из них, увязая в грязи и часто останавливаясь на отдых.
Когда, наконец, перед князем и его свитой со скрипом разошлись детинные ворота, что Ростислав, что его спутники были забрызганы грязью с головы до ног, усталые, голодны и злые на весь мир. В дополнение ко всему, когда мелкой рысью ехали по улице, под княжеским конем подломилась гнилая доска мостовой. Конь споткнулся, повредив ногу, а сорванная подкова так и осталась в щели.
Ввалившись в гридницу, Ростислав немедленно потребовал к себе княгиню. Старуха-ключница с натугой поклонилась:
Княже,
княгини нет в городе. Вчера примчал боярин Любомир, поведал, что брат их занемог и при смерти, и княгиня тотчас уехала, ни вещей не взяла, ни слуг. Сварог даст, благополучно добралась бы до Волчьего Логова, а то ведь что деялось-то
Ключница смотрела на своего господина спокойно, и явно было, что единственное, что ее волнует и пугает это прошедшая буря. Ну и, может быть, еще чуть-чуть здоровье Яросвета. Но о заговоре, ни о бегстве заговорщиков старуха не имела ни малейшего представления.
Ростислав распорядился перекрыть все пути; послать людей на поиски беглецов; направить во все близлежащие княжества послов с просьбой: « если придут жена моя Любава с братом своим Любомиром, то бы не принимал оных, а, поимав, выслал ко мне для суда». А поскольку беглецы почти наверняка направились в Ростов, князю Глебу было направлено особое послание, заранее составленное в несколько более жестком тоне.