Ну так слушай, сказал Нусрат, было это почти два века назад, когда маньчжурские войска под началом Жаухай-жанжуна вторглись на наши земли. И в битве с врагами особую доблесть проявил твой предок Осман. При защите столицы нашего государства Яркенда, в жарких схватках при Карасу, Тонгузлуке он громил жаухайских чериков и заставил их отступить, был в числе самых отважных и удалых воинов. За мужество в сражениях он был поставлен на пост пансата пятисотника.
Вот как?! Гордость за далеких мужественных предков, страстное желание не опозорить их славного имени, стать достойным продолжателем их доблестных дел огнем заиграли в темных глазах джигита.
К сожалению, победа ушла от нас, тяжело вздохнул Нусрат, потом началась эта вражда между уйгурами с Белых гор и уйгурами с Черных гор, которая разъединила наш народ на два лагеря. Чему же удивляться, что мы потерпели сокрушительное поражение. И в числе главных жертв этой войны оказались и хотанские каракашлики, которых возглавлял твой пращур Осман
Так значит, наши предки выходцы из Хотана?
Да, из Хотана Кстати, Садыр-палван тоже был хотанский, из селения Гума.
Правда?!
Узнав о том, что он земляк великого Садыра-палвана, джигит еще больше приосанился.
Те каракашлики, что остались после побоища в живых, перебрались сюда к слиянию трех рек, на южный склон Аврала и назвали его Каш-Карабаг. После этого и река, что прежде называлась Нилка, получила имя Каш.
Спасибо, дедушка, джигит с особым чувством произнес слово «дедушка» так он обратился бы к своему родному деду, если бы ты мне не рассказал обо всем этом, я так и не узнал бы, наверное, истории своего рода, так и ходил бы, не ведая, кто я и откуда.
А ты думаешь, мало таких? Нусрат задумался и опять тяжело вздохнул. И все наши невзгоды как раз от этого и идут, что мы не знаем, откуда мы, кто мы Ну так вот, начнем с Османа, его сыном был Ислам, от него Бавдун, от Бавдуна Худаберди, от Худаберди Сетивалди, от Сетивалди Маметбаки, а от Маметбаки ты, Абдулгани, вот твои семь колен!
Семь колен
Запомни их. Запомни и то, что твои предки Осман и Сетивалди это люди, которые высоко несли знамя свободы родного народа и погибли за нее. Они были бунтарями!..
Бунтари!.. повторил Гани. Перед глазами его стояли пращур Осман и дед Сетивалди могучие и суровые. И ему казалось, что они призывают его к борьбе Кровь гулко стучала в жилах джигита, он больше не в силах был сидеть. И, словно почувствовав это, вдруг призывно заржал его скакун.
Ты не беспокойся, сынок, я сам посмотрю за твоим конем
Нет, дедушка, я поеду, сказал негромко Гани и усилил голос, чтобы услышала и Чолпан, спасибо вам за все и за гостеприимство, и за ваш рассказ, за все!..
Не за что, сынок Да и что ты у нас успел отведать? Только то, что под руками было. Даже и угостить тебя не успели по-настоящему Не торопись, переночуй у меня, Чолпан что-нибудь приготовит
Услышав имя девушки, Гани было заколебался и чуть не сел опять, но тут же передумал: «Нет, нельзя, что обо мне подумает девушка. Решит, что я бездельник, которому некуда спешить».
В следующий раз как-нибудь, дедушка. Позвольте, я буду вас навещать?..
Для тебя, сынок, всегда открыты двери моего дома, запомни это! Ты внук моего близкого друга. И еще одно ты на коне, я и пешком с палкой хожу, ты молод, я стар, мне за тобой не угнаться, так что ты уж навещай меня, не забывай старика
Гани и Нусрат вышли из беседки. Луна уже поднялась высоко и окрестности, освещенные ее бледным светом, казались сказочно прекрасными. И так не хотелось уходить отсюда, из этого цветника, где самым красивым цветком была девушка, носившая имя утренней звезды
Джигит и старик замерли, прислушиваясь к загадочному монотонному плеску волн, доносившемуся со стороны реки
Мудрость природы, снова повторил старик, положив на плечо Гани твердую как дерево, но уже слегка дрожащую руку. Знай, сынок, у меня много есть чего сказать тебе, приезжай, вот так у реки,
прислушиваясь к ее шуму, мы еще поговорим
Гани вскочил на коня и помчался. В голове его тоже мчались доселе неведомые ему мысли, а в сердце поднималось какое-то новое чувство. И казалось ему, что не на скакуне он, на сказочной чудо-птице, поднявшей его высоко над миром И снова и снова, без конца повторял он слова: «бунтарь», «свобода», «счастье»
Глава вторая
Молодец, мой славный, мой сокол. Мне с тобой и преисподняя не страшна. Он поцеловал его в белую звездочку на лбу и повел под уздцы к скале, покрытой густым мхом. Оставив коня у подножия скалы, сам джигит ловко вскарабкался на ее вершину. Все вокруг, каждый камень и каждое деревце было знакомо и привычно его взгляду. Здесь он чувствовал себя в полной безопасности, спокойно и уверенно. Он знал, что здесь может не опасаться удара в спину. Это место куда нелегко было попасть и куда поэтому редко заглядывала живая душа с давних пор стало убежищем для Гани и его товарищей. Здесь они встречались, здесь обсуждали свои планы. Дважды, бежав из тюрьмы ямула, джигит укрывался в этих местах, и черики, устремившиеся по его следу, отступали, не в силах добраться до этого горного гнезда. И своих друзей, казаха Акбара и монгола Галдана Гани, вызволив из тюрьмы, укрыл именно здесь, да так, что преследователи и следов их не обнаружили Он считал эти места как бы личным своим владением. Здесь он был хозяином. И какое бы предприятие ни замышлял Гани, он обдумывал его здесь и начинал свой путь отсюда.