И потом я еще долго спрашивал Мануэлито:
Неужели тебе совсем не было страшно?
А он мне все время твердил:
Нет. Я и не думал об этом. Ведь надо было поскорее прогнать наглеца. Только потом, когда я уже стоял, обнимая коня, меня так заколотило, что я успокаивал скорее себя, чем Бабьеку.
Вскоре после этого случая Мануэлито вслед за старшим братом уехал в Мадрид и там поступил в королевскую гвардию, а я отправился учиться к святым отцам, в монастырь тринитариев
Маленькая Клаудилья, подперев тонкой ручонкой голову, слушала рассказ святого отца, смотрела, как пляшут пылинки в мутных лучах каморки церкви Иеронима и представляла себе сказочного принца. Она часто мечтала о том, что однажды он каким-нибудь чудом узнает о существовании бедной маленькой девочки и на своем горячем Бабьеке приедет за
ней в их нищую Бадалону. Но урок заканчивался, чары рассеивались, и девочка снова возвращалась в размеренную жизнь глухой провинции, где царили тишь да гладь, да божья благодать, а также святая инквизиция и могущественный коррехидор .
Вот до чего довела этих французов склонность к болтовне! Мы, испанцы, молчим, зато уж никогда не позволим себе подобного! громче всех разглагольствовал сапожник Реквехо, потрясая номером «Газеты», которая раз в неделю прибывала в Бадалону из столицы. Вы только послушайте, до чего дошли эти лягушатники! С негодованием в голосе обращался к стоящим в очереди сапожник. Казнили своего короля!
Поднять руку на помазанника Божия! Само небо покарает их. В суеверном страхе крестилась старая донья Марианна, работавшая на монастырской кухне.
Что там небо, я слышал, наш новый фельдмаршал собирается объявить Франции войну, вступил в разговор какой-то заезжий ремесленник.
Да ну?!
Провалиться мне на этом месте! Да разве Их Католические Величества потерпят такое надругательство над своими родственниками?! Ведь эти безбожники вот-вот казнят и королеву!
Неужели они и на королеву поднимут руку? с еще большим рвением принялась креститься донья Марианна.
С этих извергов все станется. Они и дофина запросто казнят.
Да что ты! Он ведь совсем еще мальчик!
А им то что? С этой своей теткой Гильотиной они совсем озверели. Скоро друг другу начнут головы рубить.
Воистину, воистину Бог покарает их! молилась донья Марианна.
Ну, наши им теперь зададут трепку, довольно загудели молодые парни, которые вошли в лавку, привлеченные возбужденными голосами.
Куда там, зададут, презрительно буркнул грамотный сапожник. Воевать-то у нас уж некому. Все вояки, поди, давно подались в Америку. Ну-ка, несколько миллионов уехало. А из тех, что остались, половина уже сидит сами знаете, где
Тише, тише! Или соскучился по зеленому посланцу? Попридержи-ка язык, дон Реквехо!
Да ладно вам! Недаром пословица-то говорит, «Испания родина великих мужей, Испания их могила».
Вот ужо тебе будет «ладно»!
А как же королевская гвардия?! не унимались парни.
Ха-ха, вспомнили, гвардия, вновь оживился насупившийся было сапожник. Да кто этой гвардией командует? Вчерашний лейтенантишка, которого за одну ночь произвели в фельдмаршалы?! Да этот молокосос ни в тактике, ни в стратегии не разбирается. Я, дорогие мои, достаточно повоевал в свое время и знаю, кипятился сапожник, выставляя на всеобщее обозрение свою наполовину деревянную левую ногу, прекрасно знаю, сколькими талантами должен обладать настоящий полководец. И уж поверьте мне, эти таланты приобретаются отнюдь не в постели, даже если эта постель и
Тише, тише! зашипели все на сапожника.
А я слышал, снова вступил в разговор незнакомый ремесленник, что какой-то монах в Сарагосе предложил всем священникам собраться и пойти на Францию войной.
Во-во-во! в восторге завопил сапожник. Воистину это было бы замечательно. Попов-то у нас раз в десять больше, чем солдат! Да и вся эта черная братия сущие черти
Да тише ты, тише, черт! Тьфу, проклятый! Совсем голову потерял, все крестилась и крестилась старая Марианна.
Только тут Клаудилья заметила, что один из парней смотрит на нее каким-то странным взглядом. Она уже не в первый раз ловила на себе такие непонятные взгляды мужчин, и взгляды эти изрядно ее пугали, даже несмотря на то, что мужчины обычно при этом сладко ей улыбались. Однако от этих улыбок все где-то там, глубоко внутри, холодело и сжималось, а по спине пробегал легкий озноб. Поэтому, воспользовавшись тем, что все забыли о покупках, девочка быстро протолкалась к прилавку и, купив фунт кофе, помчалась обратно, испуганная не на шутку. Так вот чем кончились все эти ведущиеся уже пару лет глухие
разговоры отца и Гедеты о зверствах, происходящих в соседней Франции! Клаудилья, слышавшая их краем уха, всячески старалась не думать об этом, но живое воображение то и дело рисовало ей какие-то толпы, волосы в крови и осиротевших детей, бродящих по улицам. А самым ужасным, должно быть в силу своей непонятности и неизбежности, представлялась девочке таинственная тетка Гильотина, казавшаяся толстой страшной старухой с рынка, но с львиной головой на могучих плечах.