Прохор Евгеньевич был явно недоволен этим явлением. Он передернул плечами, показывая, что считает шутку неуместной, и продолжил, глядя на Варвару Сергеевну:
– Человек смотрит на казнь, а в это время карманы его и очищают. Сам читал в какой-то газете, – но голос его уже потускнел.
Варвара Сергеевна сжала зубами кусочек сыра. Сыр ей нравился…
– Господи, да ну их к бесу, этих жуликов! – воскликнула она. – Как называется эта трава, Чингиз?
– Рейхан… Говорят, она возвращает молодость. Конечно, вам не надо.
– Вам надо нечто иное, – дерзко вставил молодой человек из служебного купе.
Варвара Сергеевна не удостоила его взглядом.
– Надо, сосед, надо, – улыбнулась она Чингизу. – Особенно, когда рядом взрослый сын, – она погладила солдатика по колену.
Тот нахмурился, но промолчал, продолжая жевать бутерброд.
Какая-то неловкость вдруг возникла в компании этих малознакомых людей. Чем объяснить эту неловкость? Может быть, нескладный скрипач чем-то смущал спутников. Или бабка со своим хитроватым прищуром острых глаз… А возможно, появление молодого человека из служебного купе с его нагловато-развязной интонацией низкого, сочного голоса…
Бывает же так: кажется, что все сложилось, что все как-то притерлись друг к другу, и неожиданно стала зримой несовместимость людей, та, которую не снять никаким застольем, никаким душевным разговором. И самое разумное – разойтись по своим углам, унося с собой остатки дружеского тепла…
– Мы как-то не очень следим за проводником, – Прохор Евгеньевич решил превозмочь себя и осадить нахала. – Полагаем, что это его прерогатива – следить за нами… 2 3 – Ладно. Пойду к себе, – проговорил Елизар. – Погостевал и будет.
Молодой человек усмехнулся, продолжая глядеть на Варвару Сергеевну.
– Слушай! Зачем тебе проводник? – проговорил опьяневший Чингиз. – Садись с нами. Кушай, пей! Угощаем…
Но приглашение радушного кавказца повисло в воздухе – молодой человек ушел в свое купе.
Игорь лежал на комковатом пятнистом матраце, вслушиваясь в голоса, что прорывались сквозь переборку. В соседнем купе веселились вовсю. А здесь, в колодезной глубине служебки, сидел у окна мрачный старик и щурил слезящиеся глаза на сизый вечерний пейзаж, что лентой разворачивался в направлении, обратном бегу поезда…
Они молчали уже не меньше часа. Лишь изредка старик отводил лицо от запотевшего стекла и, прислушиваясь к веселому шуму за стеной, произносил в пространство:
– Господи… не дадут спокойно доползти до могилы, не дадут.'
– Ну уж бросьте, Павел Миронович, в этом деле вас не оставят на произвол судьбы. Помогут! – подхватил Игорь с серьезной суровостью.
Старик пальцами пригнул ворот плаща и по-птичьи склонил плоскую голову набок, высматривая на полке своего попутчика.
– Игорь… я вас знаю с детства. Но не думал, что вы можете быть таким жестоким.
Игорь с трудом сдерживал себя. «Может, пойти к соседям? – подумал он. – Звали ведь». Он вспомнил женщину из соседнего купе. Только вот молодые люди вокруг нее несколько осложняли обстановку…
– И угораздило меня сунуть в тюк пижаму, – захныкал старик. – Теперь что – в плаще спать?
– Предупреждал же вас, – съязвил Игорь. – Столько барахла напихали в эти тюки. Где только вы его набрали?
– Долгая жизнь. Вы еще молоды, не судите.
– А тарелки зачем? Неужели у вашей сестры не найдется для вас лишней тарелки?
– Не трогайте мою сестру. Она святой человек, – и, помолчав, старик добавил: – Ваша матушка тоже о ней говорила дурно.
– Может, у моей матушки были на то основания? – не удержался Игорь и, упреждая кудахтанье старика, сказал: – Ладно, успокойтесь. Я дам вам свой тренировочный костюм.