– Мужчина вырос, вот кто! Правильно сделал! Если бы он жениться отказывался, тогда другое дело… Слушай, зачем я парюсь в этом кителе, если в жизни все так просто, а? – И отец громко расхохотался.
В последнее время он хромал сильнее: боль в ноге с годами не проходила, как обещали врачи, наоборот, совсем сдал отец. Сказывалась работа на дороге. «Рельсы мне холод передают, – говорил Кацетадзе старший. – Никуда от них не уйти. Куда ведут, туда и приведут. Но без них нет моей дороги в жизни. Не жалею».
Николай Георгиевич повесил китель в шкаф и остался в майке. Набрал из сифона шипучей воды, сделал глубокий глоток. Прошел мимо сидящего спиной Аполлона, слегка похлопал его по плечу.
– Молодец, мой мальчик! Дедом меня хочешь сделать. Слушай, как жить будешь? Семья ведь, жена, ребенок… На какие деньги будешь жить?
– На отца надеется! – крикнула из кухни мать.
– Ладно! – отмахнулся Аполлон. – Проживем как-нибудь. Я инженер или кто?
– Вчера ты тоже был инженер, – вновь подала голос мать. – А сегодня у тебя еще добавочная семья.
Придерживая двумя руками блюдо с рисом, мать вернулась в комнату. Скорбное выражение лица Аполлона несколько умерило ее гнев.
– Интересно, о чем они там думают? Инженер себя одного прокормить не может. Человек семью заимел – прибавьте зарплату, дети пошли – еще прибавьте.
– Скажешь тоже, Мария, – неодобрительно отозвался отец. – Так можно сидеть дома и зарплату министра получать. Делай детей и бегай в кассу. Э-э-эх! – Отец вскинул брови. – Я так думаю: небольшой оклад дают молодому специалисту, чтобы он зубы точил. Если ему сразу дадут хорошие деньги, он сразу станет бюрократ. А так бежит, как лошадь за овсом…
– Лошади тоже силы нужны, чтобы бежать за овсом, – покачала головой мать. – Если она упадет от голода, кому нужен тогда твой овес, интересно? Сгниет без пользы.
– Ничего, пока не падает, – ответил отец. – Какие ребята к нам на участок приходят?! Орлы! Только вчера в помощниках машиниста стоял, смотрю – сам локомотив ведет. Рукой машет, догоняй, дядя Нико, кричит…
– Послушай, папа, я зачем к вам приехал? – перебил Аполлон.
– Правда, Нико… Опять начинаешь свои глупости повторять! – вступила мать. – Мальчик приехал посоветоваться с родителями. Серьезный шаг делает. А ты? Как старый казан. Бу-бу-бу…
Отец насупленно молчал. Говорить при сыне, что отец произносит глупости и что он старый казан?! Хватает же у нее ума… Да, постарел он, постарел. Разве раньше он, Николай Кацетадзе, вытерпел бы такое унижение со стороны жены?
И Мария догадалась…
– Аполлоша, сынок… Отец жизнь прожил. Плохое он тебе не пожелает. – И, окончательно разозлясь на себя, Мария принялась раскладывать по тарелкам рис.
– Хоть я и старый казан, – Николай Георгиевич не мог подавить обиду.
– Ты что, Нико?! – воспользовалась мать. – Я сказала: как старый казан. Понял? А какой ты казан? Только пятьдесят пять исполнилось. – Мать спрятала лицо в поредевшую шевелюру мужа.
Как Аполлон любил эти минуты!
У себя, в Северограде, простуженными зимними вечерами, он часто вспоминал далекий бакинский двор и эту веранду, и этих двоих людей. Почему он живет так далеко от них? В чем смысл его пребывания в Северограде? Работа? Но работу с таким окладом можно найти везде. Теперь еще и семьей обзаводится. А может быть, взять Алину и вернуться сюда, в этот дом? Тесно будет им, да еще с будущим малышом…
– Я о чем думал, когда спрашивал, на какие деньги собираешься жить с молодой женой? – важно продолжал Николай Георгиевич. – Я подумал, Аполлон… Ты столько лет работаешь инженером по эксплуатации. Пора тебе расти по службе, пора показать всем, кто такие Кацетадзе. Высшее образование получил…
– Английский язык знает, – вставила мать.