у нас летом такие в каждой подворотне растут. - Смотри, - Клевер ткнул пальцем в сплетение прожилок, - видишь? Я охнула, ошарашенно прижав ладошку к губам. То, что раньше казалось хаотичным и бессмысленным рисунком превращалось в связный текст. - Практическая любовная магия, - прищурившись прочитала я и недоверчиво воззрилась на коллегу. - А это-то нам зачем?! - Спаренные занятия, - улыбнулся Клевер. - Мы, между прочим, лад и уют в доме создаём. Точнее, домовые создают, а хранители поддерживают. Нам без любви никуда. От этой в общем-то невинной фразы я отчаянно покраснела. Вот ведь чары любовные какие сильные, помимо моей воли голову кружат! Я досадливо тряхнула головой и погрузилась в изучение записей на листе. Мда, почерк у моего напарника, к слову сказать, весьма своеобразный. - Ну, что скажешь? - нетерпеливо спросил напарник минут через десять. - Что-нибудь менять в плане будем? Я задумчиво почесала кончик носа. Судя по обилию любовной практики и всевозможных, опять-таки связанных с любовью ухищрений, мы не домовых собирались готовить, а гетер. Или гейш. В крайнем случае, наложниц для гарема какого-нибудь очередного Сулеймана Великолепного, сериал о котором замкнутым циклом идёт по одному из кабельных каналов. - Слушай, - я потянула себя за прядь волос, старательно подбирая слова, чтобы ненароком не обидеть Клевера, - мне кажется, стоит увеличить количество занятий по домоводству и рукоделию. Практикумы любовные, спору нет, очень важны и полезны, но... мне всё-таки кажется, что домовые должны больше за дом отвечать. И опять в зелёных глазах склонившегося ко мне мужчины вспыхнуло удивление. - А ты что, рукоделием занимаешься? - недоверчиво спросил напарник, словно я ему уроки информационных технологий и быстрого усвоения Интернета предложила включить. - И в домоводстве что-то понимаешь? Вот теперь я обиделась, причём сильно. - Вообще-то, я в школе технологию ведения домашнего хозяйства преподавала! Клевер присвистнул, хлопнув себя ладонями по коленям: - Да неужели?! Свет первородный, неужели у меня появилась напарница, которая действительно достойна звания Домовой?! А я уж отчаялся! Моя челюсть с громким стуком упала вниз, ударилась об пол и вернулась обратно. То есть, я опять первая и вся такая уникальная? Интересно, а раньше по какому критерию напарниц для Клевера отбирали, если непосредственные профессиональные навыки в расчёт не брали? Хотя, если вспомнить о проклятии, то, кажется, я догадываюсь, какой критерий отбора был решающим. -Эй, Фиалка, уснула? - Клевер потормошил меня за плечо. - Я говорю, ты какими рукомеслиями владеешь? Что в план-то включать будем? - А сколько у нас часов? - осторожно уточнила я, не спеша снимать узду со своего очень богатого воображения. Клевер беззаботно пожал плечами: - Да сколько надо, столько и сделаем. Если захочешь, я тебе даже часть своих часов могу отдать, мне не жалко. Я хищно потёрла ладошки. Эх, разгуляюсь сейчас! - Так, во-первых, вышивку возьмём, лентами и крестом. Во-вторых, обязательно готовку. Плоха та женщина, которая не умеет готовить. Напарник как-то странно кашлянул, но от комментариев воздержался, а меня продолжало нести, как щепку в половодье: - Так, затем ещё ведение домашнего хозяйства возьмём, ремонт и пошив одежды, самой простой без премудростей и излишеств. Так, ну и если останется время, тогда вышивку бисером освоим... Кстати, - я резко повернулась к напарнику, - здесь бисер, бусинки мелкие, достать можно? Клевер пожал плечами: - Ты только скажи, чего и сколько тебе нужно, я всё достану. Я посмотрела на напарника влюблённым взглядом. Вот это я понимаю: настоящий мужчина! Да любая женщина падёт к его ногам без всякого проклятия!!! Так, стоп, Фиалка, соберись, тебя опять занесло в дали неведомые и опасные. Я встряхнулась и с головой погрузилась в составление нового учебного плана. Мы с Клевером провозились до позднего вечера, и лишь когда глаза стали слипаться, а язык заплетаться, я пожелала напарнику сладких снов и направилась к себе. Через зеркальный портал, потому что ползки по высоченным ступеням у меня не было ни сил, ни желания. Ночь оказалась душной, воздух в моей спальне сгустился настолько, что его смело можно было резать ножом и расфасовывать по пакетикам. Задыхаясь и обливаясь потом, я судорожно рванула ворот любимой шёлковой бирюзовой сорочки, комом отшвырнула одеяло прочь, но облегчения это не принесло. Досадливо рыкнув, я поднялась с кровати, которая была накалена не хуже пресловутой адовой сковороды, и медленно двинулась к окну. Каждый шаг давался с большим трудом, к ногам будто пудовые гири привязали. Я захныкала от отчаяния, но упорно продолжала идти вперёд. Странно, днём мне показалось, что комната небольшая, и кровать расположена почти под самым
окном. Ещё, помню, подумала, как бы меня не продуло, я ведь люблю спать с открытой форточкой. Теперь же проклятое окно никак не приближалось, даже наоборот, словно всё дальше и дальше удалялось от меня. Я обо что-то споткнулась, рухнула на колени, больно ударившись и ободрав ладошки, но словно умирающее животное продолжала ползти вперёд теперь уже на четвереньках. Перед глазами по-прежнему царила непроглядная темнота, я ничего не видела и уже почти отчаялась, когда моей щеки коснулся ласковый прохладный ветерок, который подобно живой воде влил в меня новые силы. Я поднялась на ноги, предусмотрительно выставив вперёд руки, чтобы не покалечиться в этой тьме египетской, и двинулась навстречу ветерку. Споткнулась обо что-то твёрдое и рухнула плашмя, едва успев подставить руки, чтобы не разбить лицо. К счастью, упала я на что-то приятно мягкое и пахнущее напоенным солнцем летним лугом. Интересно, я что, в стог сена угодила? Да нет, никаких сухих травинок нет, я лежала на прохладной гладкой постели. Так это что же получается, я в темноте закружила по комнате и вернулась туда, откуда пришла? Вот дурёха, хорошо хоть кровать остыла. Да и жар спал, даже как-то прохладно стало. Я зябко поёжилась и поползла по кровати вверх, к подушке. От запаха луга одуряюще кружилась голова, я так и представила чуть качающиеся под ветром головки нежно-розового клевера. Клевера? Я замерла, вспомнив про проклятие напарника. Мама милая, неужели... - Клевер? - прошептала я, истово молясь, чтобы мои подозрения оказались всего лишь бредом воспалённого воображения. - Клевер, ты здесь? - А где мне ещё быть ночью, как не у себя в постели? - хрипло прошептал из темноты мужской голос, и я облегчённо завизжала, прижав кулачки к груди. - Да не ори ты! - рыкнул напарник, громким хлопком выпуская под потолок нежно-персикового цвета пульсар. - От твоего ора уши закладывает. - Ты чего здесь делаешь? - прохрипела я, когда окончательно сорвала голос. Клевер насмешливо выгнул соболиную бровь, приподнялся на локте, ни капли не заботясь тем, что тонкая простыня сползла до самого низа живота: - Вообще-то я у себя. А вот что ты здесь делаешь, это большой вопрос. Я так и обомлела, отказываясь верить собственным ушам, застыла, словно бы в глаза Медузе Горгоне взглянула, да ещё и василиска за хвост подёргала. - Фиалка? - напарник потряс меня за плечо, озабоченно всмотрелся в лицо. - Эй, ты чего, отомри! Ну, подумаешь, комнатой ошиблась, ты же первый день в Академии. Меня опалило нестерпимым жаром, который сменился убивающим всё живое холодом. Я кое-как разлепила спёкшиеся губы и прохрипела: - Я не выходила из комнаты... По-моему, Клевер меня даже не услышал, просто увидел, как меня трясёт, покачал головой и прижал к себе, согревая и успокаивая. Я жадно вдыхала кружащий голову аромат летнего луга, забывая обо всём на свете, мечтая лишь о том, чтобы раствориться в этом летнем тепле, стать с ним единым целым. - Фиалка, - голос Клевера прозвучал как-то подозрительно сдавленно, - ты это... определись уже. Если мы с тобой лишь напарники, тогда руку убрать всё-таки придётся. Мне, конечно, спору нет, приятно, но я всё-таки не железный. Я так резко отпрянула в сторону, что не удерживай меня мой коллега (коллега, Фиалочка, ничего личного, только служебное!) точно загремела бы с кровати на пол. - Да тихо ты, - шикнул Клевер. - Я ведь руку просил убрать, а не шею свернуть. - Мне домой надо, - заполошно пискнула я, словно была пятиклассницей, к которой в тёмном переулке пристал большой и страшный дядька. - Я к себе пойду! К моему искреннему, почти до слёз, огорчению, никто удерживать меня не стал. Я вскочила с кровати, бросилась к двери, раздражённо отмахнувшись от золотистого листика, замельтешившего перед лицом. - Не отмахивайся, - прозвучал в тишине голос Клевера, - это проводник, он тебе дорогу до твоей комнаты укажет. Не поворачиваясь, чтобы не показать факелами пылающие в темноте от смущения щёки, я кивнула и поспешно выскользнула из комнаты. Господи, только бы меня никто не видел, а то сплетен будет не обобраться! Я осторожно выглянула в коридор, убедилась, что тот пуст, и мышкой выскользнула за дверь. Листик золотистой мушкой скользнул мимо меня и полетел вперёд, чуть разгоняя темноту и подсвечивая мне дорогу. Я быстро следовала за своим волшебным проводником, истово молясь, чтобы меня никто не видел. Завернув за один из многочисленных поворотов коридора, я обнаружила, что волшебный листочек исчез. Наверное, мы у цели. Я огляделась по сторонам, пытаясь понять, какая из трёх дверей ведёт в мою комнату. Странно, что-то я совсем места не узнаю, неужели топографический кретинизм обострился? Как некстати, право! Я побуравила каждую дверь тяжёлым изучающим взглядом, но так и не смогла вспомнить, за какой из них прячется самый