Все необходимое было сделано, хотя она и не знала кем. Но похороны ведь состоялись! Потом ей все говорили, что она перенесла это испытание с необыкновенной твердостью. Но она-то знала, что ее твердость была мифом, так как она не помнила даже, что присутствовала на похоронах.
Через некоторое время все ее друзья, будто сговорившись, усвоили в разговоре с ней какой-то оживленный и деловой тон: «ты должна взять себя в руки» «жизнь продолжается» «нужно больше развлекаться» «поехать отдыхать» «вступить в какой-нибудь клуб» Энн чувствовала, что тонет в море банальностей.
Она ошеломленно поднимала на них глаза. Как она может «взять себя в руки»? Ведь она потрясена до глубины души и не способна заставить себя думать достаточно долго и напряженно, даже пытаясь разобраться в собственных ощущениях. К тому же она не знала, хочет ли этого. «Жизнь продолжается», говорили они, но она не видела ни одной веской причины для того, чтобы продолжать жить. А развлекаться зачем? Где? И какой в этом смысл? Без Бена развлечения не доставят ей никакого удовольствия. Дома, в окружении принадлежавших ему вещей, ей гораздо спокойнее. Все здесь еще хранит следы его присутствия. Кроме того, хотя она никому об этом не говорила, она была убеждена, что в один прекрасный день он вернется. Дверь отворится, он войдет, и жизнь станет точно такой, как раньше. Ей нельзя отлучаться из дому. А вдруг он вернется и не застанет ее?
Она вежливо улыбалась, выслушивая замечания, понимая, что никто даже отдаленно не может себе представить той пустоты, которую она ощущает в себе.
Встречаться с друзьями Бена было и приятно, и горько. Ей доставляло радость слышать, как произносят его имя, говорят о нем. Она испытывала гордость, когда превозносили его достоинства, смеялась, когда рассказывали забавные, неизвестные ей прежде случаи из его жизни. Но слушать она могла только некоторое время, будто внутри у нее находился счетчик, определяющий, сколько она может вынести, прежде чем горе охватит ее с невыносимой силой. Ее лицо каменело, взгляд становился тусклым и далеким, казалось, она больше не слышит того, что говорят. Ее собеседники смущенно меняли тему, но было уже поздно она опять отсутствовала.
Энн уж не помнила, сколько раз в течение этих месяцев ее заставляли присутствовать на званых обедах и вечеринках. Она никому не говорила, что это было тяжелее всего в окружении людей одиночество чувствовалось особенно остро.
Наконец Энн нашла в себе смелость отказаться от приглашений. Горе приняло теперь новый облик: у нее появилось мучительное желание примириться с ним. Ей хотелось плакать. Она чувствовала, что, если ей удастся выплакаться, это облегчит страшную тяжесть, давящую на сердце, как некая злокачественная опухоль, разъедающая ее изнутри.
Она предпочитала проводить вечера в одиночестве и отклонила предложения сына и дочери посетить ее, не задумываясь над тем, что, возможно, оскорбляет их чувства. Казалось, эти взрослые люди не были теми детьми, которых она выкормила и воспитала. У нее появилось ощущение, что они ей чужие.
В эти одинокие вечера Энн пыталась читать, но текст расплывался у нее перед глазами. Ей никогда не удавалось найти интересную телевизионную программу, но музыка, как она заметила, приносила облегчение, и она спокойно сидела с бокалом вина в руке, чувствуя, как волны звуков перекатываются через нее. Невидящие глаза ее были устремлены в прошлое, в то счастливое время, когда дети были маленькими, а солнце постоянно светило. Но эти золотые дни были так далеки Должно быть, размышляла Энн, дождь случался и тогда, но она никак не могла этого вспомнить. И она возвращалась из своих озаренных солнцем мечтаний в серую действительность.
Энн настояла, чтобы все вещи, принадлежавшие Бену, остались нетронутыми. Она находила некоторое утешение, сидя в его кабинете за его письменным столом. Сжимая подлокотники кресла, на котором раньше сидел он, она ни на минутку не забывала, что его руки когда-то лежали на них. Она поглаживала его ручку, бювар, телефон, словно, прикасаясь к его вещам, могла снова коснуться его. Ночью она лежала на его половине постели, прижимая к себе куртку, сохранившую его запах.
Так же как день его смерти, в ее памяти запечатлелся другой день. С тех пор прошло больше года к ней вернулось наконец сознание реальности.
Зазвонил телефон Закончив разговор, она положила трубку и обвела глазами кухню. Стояла чудесная летняя погода.
Красные плитки пола сверкали, занавеска постукивала о бамбуковую решетку, пчелы жужжали в поисках сладкого нектара. На соседней лужайке неожиданно заворчала косилка. Энн судорожно зажала рукой рот: все было как тогда и все же совсем по-другому! Она вдруг почувствовала, что ее ожидание напрасно и Бен никогда не вернется. Словно окаменев, она стояла у стены, а эти мысли проникали в ее сознание.
Нет, нет! закричала она. О Бен, как ты мог! Она почувствовала, как по ее лицу покатились слезы, как она упала на прохладные плитки пола. Все ее тело сотрясалось от судорожных рыданий. Как ты мог оставить меня одну?! кричала она, колотя по столу сжатыми кулаками. Гнев переполнял ее. Я не могу простить тебя, никогда не смогу! Почему ты бросил меня, негодяй?! стонала она, раскачиваясь вперед и назад.