Шкурников безнадёжно махнул рукой:
Всё пошло к чёртовой матери, прости господи! Вон теперь и черноморцы на нашу старолинейскую землю полезли! Всем панами быть хочется. Только что поделаешь когда волк за спиной, и чужой кобель другом покажется! Может, хоть этот плюгавый Шкуро красным голову свернёт. За такое дело казаки любой станицы ему сотню десятин не. пожалеют.
А в другом конце станицы, шагая со схода на Козюлину балку, Матюха Рыженков, ухмыляясь в бороду, тоже говорил о генерале Шкуро.
Умный этот Шкуро, ишь как ловко придумал! Матюха подтолкнул плечом Костюшку Ковалева. Линейцев в армию себе заберёт, воевать заставит и линейской же землёй попользуется! Даа! Этот не прогадает, для него и война пожива! В общем шкура, шкура и есть!
Осторожный Костюшка дёрнул его за полу бешмета и оглянулся по сторонам:
Ты, кум, потише! За такие слова этот Шкуро с тебя, пожалуй, шкуру сдерёт и с того, кто тебя слухает.
Вскоре поползли на вокзал фуры, тяжело нагруженные пятииудовыми мешками с пшеницей, а рядом по обочине тянулись мобилизованные в войска Деникина «добровольцы».
А потом по станице невесть откуда разнёсся слух, что Деникин заключил с Англией договор, что вся кубанская пшеница пятнадцать лет подряд будет отправляться в Англию и Америку как оплата за обмундирование и оружие. Говорили ещё, что скоро и в Ново-Троицкой будут власти по амбарам шарить, выгребая хлеб для заграницы.
Карпуха Воробьев встревожился за свои амбары, забитые зерном.
Вот оно к чему идёт! бушевал он. Зальют нам эти союзнички сала за шкуру. Истинный бог залыот!
Беспокоился и Илюха Бочарников:
От своих, русских, прятали хлеб, а тут не спрячешь,
нет! Вызовет Евсей Иванович и тихонько скажет: «Ну, Илья Иванович, сколько десятин ноне у тебя было засеяно?» «Ну, скажем, двадцать!» «Ага, скажет Евсей Иванович, тогда давай два вагона пшеницы в благодарность ооюзникаммериканцам! А сам и дулю с маком пожуёшь!»
В кучке казаков, собравшихся на углу у двора Ковалевых, послышался невесёлый смех. Матюха Рыженков ссутулился и горестно покрутил головой.
Ага, молчишь, кум? не унимался Илюха. А я так думаю, что пускай лучше сами мериканцы такую вот пищу жуют!
И Илюха свернул дулю из длинных сучковатых пальцев, поднёс её к носу Матюхи. Вокруг загоготали. А Матюха отвёл его руку и решил:
Не иначе как надо прятать хлеб. А куда такую уйму спрячешь? Куда? Потом он вдруг свирепо зашевелил своими рыжими усами и рявкнул на Илюху: А ты иди участковому Марченко дулю свою суй!
Гагага! зло смеялся Илюха, не обращая внимания на Рыженкова. Видали такое? Кубанского хлеба захотели. Это они своим бабам на откорм. Говорят вить, англичанки да мериканки страсть какие худые, кожа да кости, как жерди. Едят свой хлеб, едят, а он как в провал идёт, никак не поправляются они от этого хлеба.
Да ну? удивился Костюшка Ковалев. Неужто есть такой хлеб?
Ейбогу, правда! Он, мериканокий хлеб, што твоя вата, от него только живот пучит, а пользы нини! Один дух прёт! А у англичан хлеба всегда не хватало!
Значит, кошкам под хвост погонит наш хлеб генерал! Шутки дело! Пятнадцать годов батрачить на ентих собак, мериканцев! Не выйдет! Истинный бог, больше четырёх десятин в эту осень не запашу. Нехай они пропадом пропадут союзнички! заерепенился рыженков.
Его поддержали дружным невесёлым смехом.
Гагага! Вона они, дела какие! Даа!
Ктото, может и сам Илюха Бочарников, сообщил про такие разговоры атаману. Евсей Иванович долго сопел и хмурился, обсуждая этот вопрос с Марченко.
Оно понятно, если и дружок тебе в карман полезет, то караул закричишь! хмуро проговорил атаман.
Это хорошо, если только закричат! А ежели этому самому другу да по сопатке? сказал участковый.
Как бы не погрели рук на этом деле большевички!
Станичные власти посоветовались и решили сделать вид, что не было таких разговоров, и никуда о них не сообщили.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Поп не мог нахвалиться новым работником.
После покрова Яшка с двумя подводами следом за батюшкиным шарабаном разъезжал по станице. Собирал новину: зерно, яйца, сало, кур. Он ругал скупых и нерадивых к церкви казаков, вылавливал для попа лучших кур и приговаривал:
Жертвуй богу, да не скупись
Но часть муки, сала, душистых домашних колбас не доходила до поповского двора, а оказывалась в руках верных друзей. Они ночью переправляли продукты на заводновские кошары. Теперь там чабановал свой человек.
Когда поповский работник заехал к Матушкиным, радости Аксютки не было конца. Она помогла Якову отобрать двух самых жирных гусей, сама отправилась с ним в полутёмный амбар за мукой.
Что это ты, Аксюта, так стараешься? удивилась её мать.
Карие, яркие глаза Аксюты звёздочками вспыхнули под густыми, сросшимися чёрными бровями.
Дык ведь для церкви, для бога стараюсь, маманя!
Для бога! повторила мать. Не богу это пойдёт, доченька, а Аркашка длиннободылый всё сожрёт.