И снова зашумели, заволновались казаки. Одни выводили уже лошадей и с оружием строились для вступления в красный балахоновский отряд. Другие, сдав оружие, решили подаваться к своим домам.
Что же, сказал Митька Петру, без коня, без оружия домой, што ли, возвращаться? Да засмеют такого арестанта в станице! Ты как, дядя Петро? Куда сейчас направляешься?
Петро пожевал ус, чтото обдумывая, и решительно ответил:
Это верно, в таком виде являться домой ни тебе, ни мне нельзя. У тебя конь есть. И я сейчас выберу себе коня и оружие получу. Думаю, что по пути нам с балахоновцами.
Эх, и охота домой попасть! признался Митрий. Аж сердце печёт, так охота хоть глазком глянуть на НовоТроицкую.
А мне, думаешь, не охота? Пегро вздохнул. А только бывает так, что едешь вроде прямо, а попадёшь на кривую дорожку. Я лучше не тайком, а открыто в станицу заявлюсь, с красными частями.
Ну, тогда и я с тобой, дядя Петро!
Понурив голову, он подвёл своего коня к дереву, около которого группировались казаки, решившие идти с Балахоновым.
Ты что, Митро, неужто остаёшься? удивлённо окликнул его Мишка Рябцев.
Бросив винтовку в общую кучу, он шагал к станции.
Митька кивнул головой:
Остаюсь. Хочу хорошенько разузнать положение. Чтото непонятное делается у нас на Кубани. А махнуть на своём коне домой всегда успею.
Мишка вздохнул, почесал затылок, поправил мешок за плечами и, сломив ветку с куста, тихо сказал:
Ну, а я потопал домой, силов нет больше ждать! Лошадь отдал. А домой всё равно доберусь.
Митрий до боли сжал кулаки, глядя ему вслед. Еще бы минута, и он тоже швырнул бы надоевшую винтовку. Но вернувшийся Шелухин положил ему на плечо тяжёлую руку:
Это что, Мишка Рябцев домой ушёл?
Да! сдавленным голосом ответил Митрий.
Жалко парня! Шелухин вздохнул. Зацапают белые, капут.
Он пройдёт! с уверенностью сказал Митька. Он был лучшим лазутчиком нашей дивизии. Медаль имеет за эти дела.
А ты ему обо мне ничего не говорил?
Нет, покачал головрй Митька. Да и разговор у пас был короткий
Лежа среди густых бурьянов, Михаил долго выбирал место для переправы через Кубань. Противоположный берег, крутой и обрывистый, нависал над рекой, и это не нравилось Рябцеву кто его знает, что там за береговой кромкой? Наконец выбрал место. Теперь нужно было спуститься к реке поближе и выплыть к оврагу, который противоположный берег рассекал, точно ударом сабли.
Прячась в зарослях ажины и тёрна, Михаил добрался до переката. Выглянул из кустов. Вокруг ни души. Хотелось есть. Он вытащил из своего заплечного мешка последний кусок хлеба, с жадностью съел. Но не насытился. Заглянул в мешок, вытрусил оттуда крошки.
«Дома, небось, хлеб горячий мама печёт, и на всю хату дух от него идёт».
Мишка даже потянул носом: так ему захотелось мягкого горячего хлеба с румяной корочкой, натёртой чесноком.
Солнце уже село, комары и мошкара столбами закружились в голубеющем воздухе.
Уже в сумерках Михаил переплыл на правый берег Кубани. По дну оврага выбрался на кручу и повернул на запад, стараясь держаться подальше от дорог.
Шел всю ночь. Перед утром у небольшой рощи нарвался на казачий разъезд. На окрик Мишка не отозвался. Не стал разбирать, кто этокрасные или белые? Скорее белые. В их руках эти места. Упал, как подрезанный, и змеёй уполз в чащу. Вскоре совсем близко от себя услышал хруст кустарника и голоса:
| Зверь, видно, был. Человеку тут будто неоткуда взяться. Чего человеку по тернам блуждать?
А может, телок хуторской заблудился? Я сам тут живу недалече. У нас телки неделями по степу бродят.
Голоса стали тише. Уже издали Михаил услышал: г А ты, дядя, не слыхал, когда из Невинки красных гнать будем? Я ведь сам из Невинки.
Голоса стихли. К заре от Кубани поднялся густой туман. Он так окутал берега серой мглой, что в двух шагах ничего нельзя было разглядеть.
Мишка залёг в кустах, на краю кукурузного поля, обглодал два початка и заснул.
Проснулся он, когда уже солнце перевалило за полдень. Хотелось пить. А чуть в стороне две бабы махали тяпками. Иногда они подходили к краю поля и пили из крынки молоко или взвар. Мишка с трудом дотерпел до вечера. Когда бабы ушли с бахчи, он нарвал ещё неспелых арбузов и утолил жажду. А когда совсем стемнело, двинулся дальше. Шел и думал:
«На черта мне сдались и белые и красные. Я домой хочу. И ничегошеньки мне больше не надо».
Добрался до дома только через неделю. Худой, оборванный и измученный, он вечером ввалился в родную хату. Ночь проспал как убитый. Спал и весь следующий день. Вечером мать сказала, что в станице всех явившихся с фронта казаков вызывали в правление на регистрацию и велели через пять дней явиться для отправки в «добровольческую» армию Деникина.
Плевать мне на все эти армии, проворчал Михаил. Хватит!
Старик Рябцев удивлённо посмотрел на сына:
Дык ведь как? Идтито надо, раз начальство велит.
Вот нехай начальство само и прёт на красных, а я чуток погожу, отрезал Михаил. Хоть месяц отдохну дома, а там погляжу, где мне быть, у белых, у красных аль ни у кого.
Ой, не отсидеться тебе, .сынок! решил старик. На всю Россию пошла свара. Время ныне трудное.