Ой, батюшки! поразилась соседка.
За Гашкой бросились другие. Толпа у подворья Новиковых росла. На шум никто не выходил. Двор у Новиковых обнесён высоким забором, калитка заперта на засов. Бабы били в ворота, в калитку, дёргали толстенные болты на широких двустворчатых дверях лавки. Громким лаем отзывались собаки.
. Давайте ситец, толстомордые, иначе разнесём лавку пЬ брёвнышку! .
Не добившись толку, бабы повернули к станичному правлению.
Атамана сюда подавай!
Обыскать лавочников!
Куда ситец подевали?
Толпа ринулась к другой лавке. Гашка ворвалась первая.
Ситец давай, толстопузый! кричали они лавочнику.
Ситцем не торгую! Вот масло, дёготь, гвозди. Вот сахару куль есть. Берите, ваша власть!
Ш. Давай! закричала Гашка и схватила ящик с гвоздями. Другая баба ухватила куль с сахаромпеском. Обе, согнувшись в три погибели, побежали со своей ношей домой. Остальные тащили домой хомуты, дёготь, железные скобы.
У своих ворот Гашка без сил рухнула на землю, рядом с ящиком.
Да ты што, сбесилась? поразилась Поля. Да На кой ляд тебе гвозди? Што ты с ними делатьто будешь? Сраму вить потом не оберёшься!
А не твоего ума дело! обозлилась Гашка. Все берут, а мне што же, бог заказал? Она нырнула во двор, крепко на засов закрыв за собой калитку. Припрятав гвозди в амбаре, Гашка успокоилась,
подолом юбки вытерла раскрасневшееся потное лицо и вдруг рассмеялась:
Гвозди Хахаха! А и вправду, на кой прах они мне нужны?
А лавочник Михеев после погрома закрыл лавку, заулыбался и стал креститься.
Ну, теперь ко мне никто не придерётся, что я товар прячу! сообщил он жене. Скажу, что все растащили! А что надо, завтра в Армавир куму переправлю! Скоро мои товары на вес золота станут, к тому идёт!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Слепой только поддакивал и обещал, посмеиваясь в бороду.
Манька, сестрёнка Пашки, совсем перешла к соседу казаку. Работала за одежду и кусок хлеба. А сам Пашка, отправив деда с Колькой побираться, наскоро пожевав чегонибудь, спешил в мастерскую Илюхи Бочарникова и там раздувал мехи, разжигая тлевшие угли. Он учился у юнца Ибрагима лудить посуду, ставить заклёпки. У Ибрагима не было товарищей. Он был настоящим невольником. Приходу Пашки всегда был рад.
Пашка жалел Ибрагима и подбивал его сбежать на родину в горы, вместе с ним, с Пашкой.
Если на поезд сесть, довезёт он нас с тобой до твоей станции? спрашивал Пашка.
Ибрагим кивал головой, добавляя:
Надо поезд ехать много и малмало лошадь скакать.
А ты умеешь на коне скакать?
Ибрагим, улыбаясь, отрицательно качал головой.
Не умеешь? удивлялся Пашка. Какой же ты азиат? Ваши все скакать умеют. И в сёдлах держатся, как свечечки
А ты? в свою очередь, хитро посмеиваясь, спрашивал Ибрагим. Ты скакать умеешь?
Я што? Я так, побирушка! смущался Пашка.
Ибрагим вздыхал:
Твоя, Пашка, живёт лучша. Твоя вольный, а я нет!
Ну вот, как убегим и ты будешь вольный!
Бежать Ибрагим боялся потому, что Илюха запугал его побоями и руганью. За малейшую провинность хлестал дагестанца нагайкой и отчаянно ругался.
Но Пашка снова и снова заводил разговор о побеге. И Ибрагим наконец согласился:
Давай! Карашо!
За четыре года жизни у Бочарникова Ибрагим почти не вырос. Непосильный для ребёнка труд, плохое питание давали о себе знать.
За что весной четырнадцатого года были убиты его дяди, Ибрагим теперь знал. От хозяина он слышал, что в Дагестане против русского царя готовилось восстание и что дяди ковали оружие и делали патроны для повстанцев.
Ибрагим верил, что Пашка его не подведёт, и стал готовиться к бегству. Для себя и Пашки он выковал и остро отточил два небольших кинжалика, которые легко спрятать за очкур; сделал два ножичка. А Пашка сушил сухари на дорогу, подлатывал сапоги.
Побег ускорился несчастьем. Дед Пашки промок под Дождем, простудился и за сутки сгорел в огневицелихорадке. Соседи вскладчину похоронили слепого.
В ту же ночь Пашка исчез из станицы вместе с Ибрагимом. Уходя, он захватил с собой дедову лшу. Уложил он её вместе с лохматой шапкой и рваной бекешей на дно объёмистой сумки для кусков, с которой, сколько себя помнил Пашка, он не расставался.
Вот, похлопал Пашка по мешку, понял? Лиру берём с собой. В случае чего, ты будешь крутить её под окнами, а я Пашка закрыл глаза и жалобно затянул, гнусавя: Подайте, православные, бездомным, безродном на пропитание! Ибрагим впервые громко рассмеялся.
Пойдем через Лысую гору на Изобильное, решил Пашка.
Они торопливо напрямик пошли к Лысой горе. У каменных лав оказались, когда стало светать. Пробираясь через бурьян, Ибрагим часто оглядывался: ему всё казалось, что ктото крадётся сзади. И вдруг вздрогнул: собака хозяина Барбос холодным носом ткнулась ему в руку. Пашка тоже испугался, сразу смекнув, что если их догонит Бочарников, то и ему несдобровать. Они бросились в каменоломни и забились в глубокую нишу, под камень.
Собака, высунув язык, вертелась возле них и не уходила. Друзья вытащили кинжалы, готовясь к бою, но всё было тихо. Собака улеглась среди камней, положила голову на лапы, прикрыла один глаз. Другим следила за камнями, изза которых выглядывали настороженные ребята.