Атаман подошёл к овцеводу, обнял его за сутулые плечи.
Надо терпеть. Бог терпел и нам велел! Ты, Иван Панфилыч, не спеши сгонять своих овец с Чернышевского участка. Лошадей выгоняй на казённые земли, что в лесу расположены. Взыскивать за то с тебя не станем. Не бойся.
Что ж дальшето делать, Евсей Иванович? всплеснул руками Шкурников. Эдак в карманах у нас скоро начнут шарить.
Что делать? переспросил Колесников. И, заложив за спину руки, прошёлся по комнате. Ждать приходится, Иван Панфилыч. Правительство наше теперь как называется? Временное! Вся политика теперь временная. Знаешь что? Поезжай сам в область, может, что и выйдет!
Шкурников встал, глубоко вздохнул. Заходил из стороны в сторону.
Нет, Евсей Иванович! Спасибо за совет! Никуда я не поеду. Какнибудь своей головой проживу. Лицо его вдруг словно окаменело. А только коль будем мы ждать да поджидать, то и голов лишимся. Они нас за карман, а мы их должны за горло! Ты что думаешь на этих самых иногородних оружия не сыщется?
Атаман замахал руками, подбежал к дверям кабинета и выглянул в коридор.
Что ты, что ты, Иван Панфилыч! Христос с тобой! Атаман прищурил глаза. О таких делах кричать не полагается
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
В семнадцатом году хлеб в несколько раз повысился в цене. И тогда участковый решил ввести новую оплату за свою землю. Третья мера обмолота в амбар участковому, третий воз сена в скирду участковому.
Заволновались арендаторы, заспорили. А потом их выборный категорически заявил:
Не дадим третью меру! Теперь не царское время! Равноправие и свобода всем дана. Не желаем платить постарорежимному ископщину. Получай николаевскими бумажками, как раньше было, вот и все!
Участковый рассвирепел:
Да что вы мне эти николаевки тычете? Ими, может, скоро, прости господи, только стены оклеивать придётся.
Поспорили, покричали и к согласию не пришли. Начался обмолот хлеба. Разъезжает участковый с тока на ток. Взвешивает на ладони тяжёлую пшеницу гарновку, на зуб пробует хороша! И уже вкрадчиво убеждает:
Ну как, хлеборобы? Думаю, спорить не будем? Везите мне третью меру. А?
Но и казаки и мужики одинаково угрюмо молчали. Так и уехал начальник ни с чем.
На другой день на полевые тока явились вооружённые казаки, присланные участковым. Под страхом смерти приказали они хлеборобам нагрузить подводы зерном из расчёта третьей мерки. Под конвоем потянулось десять фур с зерном к амбарам участкового.
И тогда все арендаторы сразу прекратили обмолот. С вилами следом за подводами двинулись. Когда обоз ехал по станице, любопытные спрашивали:
Штойто это? Али ворованный хлеб везут?
Отвечали хлеборобы со злобой:
Ворованный, а то какой же! Участковый ограбил нас! Насильно наш хлеб с токов забрал.
Толпа росла. Со всех сторон к подворью участкового шла беднота, солдаты и казаки, пришедшие с фронта. Как только телеги въехали во двор, конвойные казаки, от греха подальше,
исчезли кто куда. Толпа заполнила двор. Мешки с зерном никто из работников не решался сгружать. Урядник поскакал в правление.
Участковый вначале рассвирепел. Но глянув издали на то, что творится у его амбаров, помчался к атаману за подмогой.
- Евсей Иванович, ты же атаман! отирая платком вспотевшие лицо и шею, говорил участковый. Что же это у тебя в станице делается? Поднимай казаков!
Но атаман только развёл руками:
А я тут при чём? Твоя каша, ты и расхлёбывай. Ты не спрашивал меня, когда хлеб отбирал. Забыл, какое сейчас время? И, обратившись к уряднику, спросил: Сколько фур пригнали?
|г. Десять.
Как бы нам через эту твою жадность всем шкурой не пострадать Атаман вздохнул и исподлобья взглянул на красного, распаренного участкового. А моя такая думка: не время сейчас народ злить! Он как порох: брось искру и взрыв всё разнесёт.
Что ж это ты мне советуешь, атаман? раздражённо спросил участковый.
А советую я тебе отдать это самое проклятое зерно обратно. Черт с ним!
Участковый злобно запыхтел и, заёрзав на стуле, крикнул на урядника:
Чего стоишь тут?! Скачи на подворье. Скажи сукиным сынам, нехай забирают хлеб и везут по домам!
Вечером участковый арестовал двух своих арендаторов, тех, кого считал зачинщиками смуты. Не прошло после этого и часа, как станичное правление окружили мужики, казаки, солдаты. В толпе кричали:
Кто дал право арестовывать вольных граждан?
Где свобода и равенство?!
Атаман недобрым словом помянул участкового. Сам открыл каталажку и выпустил арестованных.
Ступайте до хаты, хлопцы! добродушно сказал, атаман. Не могу я допустить, чтобы в нашей станице без нужды людей в кутузку загоняли! Ступайте до жинок!
А когда задержанные вышли и дверь за ними захлопнулась, атаман скрипнул зубами от ярости.
В тот же вечер эстафетой было послано в Екатеринодар срочное донесение комиссару Временного правительства Бардижу.
Участковый и атаман сообщили:
«За последнее время среди жителей нашей станицы все чаще и чаще проявляется своеволие, вызывающее беспорядки. К этому их подстрекают демобилизованные солдаты, инвалиды и большевики. Так, в июле и августе жители требовали от лавочников выдачи им ситцев, которых у лавочников по трудности времени не было, почему и лавки свои они закрыли. На земельном участке арендаторы подняли бунт против хозяиназемлевладельца, отказавшись платить ископщину. В станице появились агитаторы, призывающие к самовольному захвату и вспашке земель. Обращаю внимание, что эти призывы принимают в настоящее время угрожающий характер. В станице и ближайших хуторах могут возникнуть крупные беспорядки».