И тут начались волнения. Зашумели безземельные. Многие батраки требовали расчёта у хозяев: землица своя будет, к чему же батрачить! Образовывались супряжки, тащили плуги, сводили лошадёнок, а кто и коров.
Весело застучали молоты в кузнице: клепают, куют, ремонтируют сельскохозяйственный инвентарь.
На дворе стоит октябрь самый разгар кубанского «бабьего лета». Днем новые хозяева земли распашут полоску, а рано поутру вся пахота серебром сверкает: то паучкипутешественники, ночуя на кочках, раскидывают свою паутину.
Ишь, радовались пахари, пашнюто нам на ночь как паучки прикрыли! Верно, чтобы землица не остывала. Говорят, это к урожаю.
Видя, что приказ областного атамана не выполняется, атаман станицы с помощником выехали в поле. Они уговаривали пахарей подобру бросить распашку и убираться восвояси, потому что беды могут нажить себе самовольщиной. А следом в степь и члены станичного земельного комитета. Они наперебой доказывали:
Вы, атаман, не правомочны отменять решение земельного комитета.
Мы выполняем приказ Временного правительства. Право на то революция нам дала.
Вам революция права дала, а у нас она нравов на (землю не отнимала. Земля казачья, кровью наших дедов, прадедов завоёвана, отвечал атаман. Где вы, мужики российские, были, когда казаки на линии кордоны держали, головы под пули подставляли?
Атаман горячился и не знал, что ему делать. Мало силы осталось у него в станице, а безземельных тысячи.
Помощник атамана ругался, а пахари, посмеиваясь, пахали, торопливо понукая лошадёнок и коровёнок.
Ноо-о! Цобцобее! Эгей!
По пашне шагали сеятели и из торб, повешенных через плечи, разбрасывали пшеницу. Неровна была торопливая пахота, с огрехами. Неровно ложились и зерна, где кучкой, где редко. Но от надежды на всходы, на урожай собственной пшеницы было каждому радостно.
Атаман и помощник, накричавшись до хрипоты, повернули в станицу.
Портят только землю! ругался атаман. Хлеборобы появились на чужой земле. Не досадно, что иногородние полезли на чужое: давно на наши степи зарились. Но вот куда казаки лезут? Видал, Петру Шелухину Заводновы на своих быках пашут. Петро вернулся раненый, таю Заводновы ему пятки лижут. Как же, он в Советах первый значится!
Помощник только злобно сплюнул. А атаман не мог успокоиться и в станичном правлении:
Вот наказание господне! Ну что, что мы будем делать с этими самовольниками? Вот Филимонов кричал на Раде: «Казаки, держитесь за землю. Ваша она, кровью нажитая». Вот нехай он сам приезкает да и отбивает эту самую землю. Гут и с оружием ничего не сделаешь. Ты, помощник, грамотный, газеты читаешь, что там делается в Расее сейчас? Может, нам с тобой, помощник, сложить лапки да к чёртовой матери из управления долой? А? Аль Кутасова попросить разъяснить нам? Ищь, как он нашей землёй распоряжается!
Помощник помолчал.
Атаман, немного успокоившись, махнул рукой:
Ну да ладно, поживём увидим! Он приоткрыл дверь, послал за участковым и позвал писаря.
Втроем сочинили рапорт атдману Филимонову.
Заглядывая через плечо писаря, атаман потирал руки.
Кончил? спросил он. Хорошо, дай подпишу. Евсей достал из нагрудного кармана каучуковую печать и там, где должна быть подпись, он, предварительно поплевав на печать, припечатал: «Атаман Колесников».
В это время в кабинет к атаману ктото осторожно постучал. Дверь отворилась, и показалась сначала голова, потом сутулая фигура Ивана Шкурникова. По лицу его было видно, что не с добрыми вестями пришёл в правление богатей. Он снял шапку и, держа её в руке, поздоровался.
Атаман пошёл к нему навстречу с протянутыми руками.
Здорово, Иван Панфилыч! Садись, садись вон на ту стулу. В твоём положении навытяжку стоять не полагается.
Овцевод сел, помолчал и с хрипотцой в голосе проговорил:
Зарезали меня хамселы, Евсей Иванович.
Как зарезали?
Очень просто. На мой арендованный участок ныне поутру явились, вот не брешу, душ двести. Пришли с саженями, столбами и начали резать целину на полосы. В общем, поделили мою землицу. Ведь сам знаешь, Евсей Иванович. У меня на этой
земле десять тысяч шпанки на выпасе да пятьсот голов коней. Куда я теперя денусь со своими табунами? А тут прискакал чабан с Чернышевского участка. И там, оказывается, сгоняют мою отару, тоже делёжку земли производят. А на Чернышевском участке у меня тоже около пяти тысяч голов шпанки. Там уже не хамселы, а малоземельные казаки из Каменнобродки распорядились землицей.
Он тяжело поднялся со стула и горячим взглядом впился в глаза Колесникова.
Помоги, атаман! Если землю захватят, прахом пойдёт все моё хозяйство. Сам знаешь, Евсей Иванович, куда идёт шерсть, как не в армию. А куда лошадей поставляю? А мясо? Тоже туда! Ты атаман, хозяин старицы, ты власть, а беззаконие самое настоящее допускаешь!
Евсей развёл руками и взволнованно прошёлся по кабинету.
Нет, Иван Панфилыч! При новом положении, при новой власти, оказывается, не я хозяин в станице, а хозяйничают, кто как захочет. В земельном комитете говорят, что приказ Временного правительства в пользу новой России. Вот ты с ним и поспорь. А приказ такой есть, хотя и сам Филимонов с ним не согласен.