Нюра приложила тёплую ладонь к животу и замерла, к чемуто прислушиваясь. Ее чутьчуть тошнило, и она почувствовала лёгкий озноб во всём теле. В таком состоянии застал её Митька. Он с тревогой взглянул на жену.
Тошнит, невесело сообщила она.
Митька расплылся в улыбке:
Так то же от детёночка: есть просит. Пойдем скорее, мы же ещё не обедали.
Сидя за столом, Нюра всё время ощущала тёплый, взволнованный взгляд мужа. Ей было и радостно и совестно
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
На сходе при объявлении мобилизации лошадей атаман обнадёживал:
Коней надо подбросить в кубанские полки. Гляди, к осени, бог даст, с победой казакигерои явятся домой. На свежих конях быстрей побьём немца!
А турки как? беспокоились старики. Турок не подгадит? Молва идёт, что к турецкой границе наши полки подтягивают.
Куда им, голопятым!
Но «голопятая» Турция все же вступила в войну. На Кубами началась дополнительная мобилизация. И снова на сходе подвыпившие казаки кричали: «Утопим турок в Араксе!»
Подошел черёд и Митьке идти на службу. Заводновы купили ему у калмыков совсем дикого коня. Степная тонконогая лошадёнка, выросшая в вольном табуне, храпела, била копытами, взвивалась па дыбы и не желала подпускать к себе новых хозяев. Назвал Митька коня Ветерком. С трудом приучал дикаря стоять в конюшие у ясель.
Дядя Петро, говорил он батраку, ты лучше к Ветерку не подходи. Я сам приучу его!
А у Петра руки чесались. Хотелось ему схватить коня за узду и осадить на задние ноги: пусть почует силу человеческую!
Ты, Митро, смелее к нему подходи! советовал он. Самое главное, чтобы конь в тебе хозяина почувствовал. Больше ласки. Конь на службе казаку верный товарищ.
Митька постоянно вертелся возле коня, почёсывал у него за ушами, приносил душистые куски свежеиспечённого хлеба с солью и сахаром. День за днём тот смирел и наконец сам потянулся к Митьке. Осмелев, Митька надел на Ветерка новую уздечку, чистил ему бока и спину. Нервно вздрагивая всей кожей, Ветерок прижимал уши, дробно перебирал ногами. Но от Митьки уже не шарахался.
Пора было приучить коня к седлу. До того Митька несколько раз неожиданно набрасывал на него сначала мешок с сеном, потом сумы с песком и водил по двору. Сначала от этого конь недовольно храпел, садился на задние ноги, пытаясь сбросить тяжёлый груз. А через несколько дней уже стал спокойно переносить тяжести на спине.
Для объезда лошади была выбрана площадка на обширном огороде, которую перед тем вспахали. Прошедшие дожди распушили землю и уровняли кочки: упадёшь с лошади, так хоть кости не переломаешь. И вот настал первый день объезда.
Стой, Ветерок, стой! успокаивал Митька своего любимца.
Конь тянул точёную морду к его рукам. Мягкими, тёплыми губами осторожно брал кусочки сахара.
Собрались соседи казаки. Пришел и знакомый цыганконовал.
Митро! просил цыган. Дай ты мне, бога ради, спервоначалу покататься на твоём Ветерке. Вот лопни глаза мои сразу сделаю шёлковым!
Но Митька никого не подпускал к коню.
Работник Петро с табунщиком, специально приглашённым для такого дела, вывели Ветерка, держа с двух сторон за концы длинной верёвки, привязанной к уздечке. Конь храпел, садился на задние ноги, дико косил глазами.
Митька подошёл к коню, отстегнул верёвку. Захватив левой рукой повод, он птицей взлетел на спину Ветерка.
Лошадь вздрогнула, стала пятиться назад. Митька наклонился и правой рукой ласково потрепал её по шее. Ногами тихо сжал бока.
Ветерок! уговаривал он. Стой! Стой!
Но конь плясал на одном месте, потом метнулся в противоположный конец огорода.
Казаки перекрестились.
А цыган вытянул шею и весь напрягся, готовый в любую секунду прийти на помощь Митьке. Но Митька заставил Ветерка повернуть назад. Конь метался, горячился, однако не сбрасывал седока: видно, почуял дикарь верные руки и крепкого всадника. Бока у коня вспотели, вокруг шенкелей сбилась желтоватая пена.
Ага, укатали сивку крутые горки! По пашне скакать это тебе не в степи по твёрдой целине!
Хорош! Эх и хорош конь!
Здорово, Митро, могешь обучать! Не казак, а, ей-богу, настоящий цыган!
Митька спрыгнул с коня, стал водить его. Он и сам тяжело дышал, чувствуя, как тонкими струйками стекает пот по спине.
Бабам не полагалось смотреть, как обучают лошадь, но Нюра в щёлку между досок видела, как Митька вскочил на круп лошади. А дальше смотреть не могла. Отпрянула от забора, пошла к крыльцу.
Свекровь, наблюдавшая за Нюрой, обрадовалась, увидев побледневшее лицо невестки: «Жалеет, значит, любит! Аж с лица сдалась!»
Через несколько дней молодым казакам нужно было уже отправляться на турецкий фронт.
Отец крикнул Митьку в горницу. Тут же, под образами, чемто расстроенный, встрёпанный, как кочет после драки, сидел дед.
Ты вот что, Митрий! сухо произнёс отец, пряча взгляд. Сам понимаешь: на войну идти не к тёще на блины. Так, может, обождать? Думается мне, што, ежели отвезти десяток овечек его преосвященству, он замолвит за тебя словечко где следует. А святое слово много весит.
Но тут дед что есть силы ударил кулаком по столу:
Иль не казак мой внук, што за рясой от войны ховаться станет! Иль он труса приучен праздновать! И Для большей убедительности своих слов дед ещё и палкой стукнул об пол.