Саш, цензура не пропустит.
Да, ладно! Что-нибудь пропустит.
Ты государю собираешься показывать?
Не сейчас, пусть папа́ остынет после статьи Безобразова.
Вернулись за чайный столик.
Необычные у тебя картины на стенах, заметил Кропоткин. Даже без «Москва-сити».
А, импрессионисты! Это новое французское искусство, самые первые работы. Через полтора века будут стоить миллионы. Если нас свергнут, мои внуки не умрут с голода.
Мальчик, который ест вишни, то ли смеётся, то ли хочет заплакать.
А это подмастерье художника, объяснил Саша. Он повесился в 15 лет. Но картина мне нравится. Автор прославится в течение нескольких десятилетий.
У тебя ошибки в твоей книге есть, перевел разговор на другую тему Петя. Ты уж извини.
Толстые книги не бывают без ошибок, признался Саша. Я Гроту дам вычитать на предмет правильной расстановки ятей. Ты давал кому-то читать?
Нет, но я о ней рассказывал.
Ну, всё! Теперь издание в «Вольной русской типографии» совершенно неизбежно.
Не надо было?
Ну, почему? Всегда полезно подогреть интерес перед публикацией.
В субботу пришла телеграмма от Пирогова. Из Москвы. Саша отыскал Адлерберга и попросил разрешения поселить Пирогова в комнатах, приготовленных для Склифосовского. Всё равно пока пустуют. Министр двора возражать не стал. Ну, всё-таки тайный советник и член-корреспондент Академии наук, а не какой-то новоиспечённый лекарь.
В воскресенье Пирогов был в Петербурге.
Саша с некоторым
трудом убедил Гогеля, что встретить Николая Ивановича важнее, чем отстоять церковную службу.
Господь между прочим пошёл спасать овечку, вместо того, чтобы соблюсти субботу, заметил Саша. Разве неправильно подражать Христу?
Вы скоро попов за пояс заткнёте, усмехнулся гувернёр.
Учусь, коротко отчитался Саша.
И они поехали на вокзал.
Пирогов вышел из купе. На нём был его неизменный сюртук. За ним слуги несли два фанерных ящика.
Саша наклонился и обнял профессора. Кажется, с прошлого раза Пирогов стал ещё ниже, точнее Саша вытянулся за лето. От сюртука профессора ощутимо пахло плесенью.
В ящиках плошки с пенициллом? поинтересовался Саша.
Да, кивнул Пирогов.
Надо что-то делать, заметил Саша. Чтобы каждый раз чашки не таскать.
Перевозить бутыли с эфиром было гораздо сложнее, успокоил Пирогов. Яков Иванович готов нас принять?
Не сомневаюсь, сказал Саша. Вы точно не хотите отдохнуть с дороги?
Я в Москве выспался.
Ящики с плесенью отправили в Петергофскую лабораторию, а сами поехали в Первый Кадетский корпус. Шёл снег и малиновое солнце стояло низко над горизонтом и едва просвечивало сквозь пелену облаков. Саша вспомнил, что завтра 14 декабря, годовщина восстания декабристов.
Я всё-таки надеялся, что мы успеем хотя бы к середине литургии, заметил Гогель.
Это и есть моя литургия, сказал Саша. Разве человека не важнее спасти, чем овечку? Тем более, что это приказ государя.
Гувернёр вздохнул и смирился.
Вы можете не присутствовать при операции, Григорий Фёдорович, добавил Саша. А мне интересно, и я в обморок не падаю. Николай Иванович, хирургические инструменты у вас с собой?
Разумеется, сказал профессор, но надо посмотреть больного. Имеет ли ещё смысл
Саша не стал уточнять, дезинфицированы ли инструменты. Пирогов с весны по-другому не оперировал.
У кадетского корпуса Саша спрыгнул из экипажа в снег и помог спуститься Пирогову.
Григорий Фёдорович, вы вполне можете возвращаться в Зимний, сказал Саша своему гувернёру. По-моему с Пироговым и Ростовцевым я в надёжных руках. И на литургию успеете.
Было бы невежливо не поприветствовать Якова Ивановича, возразил Гогель.
И остался.
Они поднялись наверх, в комнаты Ростовцева, но у дверей их задержал лакей.
У Его Высокопревосходительства государь, объявил он. Но я доложу.
И скрылся за дверью.
Ждать пришлось недолго. Двери распахнулись. Папа́ вышел к гостям, обнял Сашу, пожал руку Пирогову, кивнул Гогелю.
Пойдёмте, сказал он.
Ростовцев выглядел ещё хуже, чем в первый раз, лицо приобрело землистый оттенок, на лбу выступила испарина, но он был в сознании.
Пирогов присел рядом с кроватью.
Ну-с, Яков Иванович, показывайте ваш карбункул.
Саша подошёл ближе и встал рядом с Пироговым.
Слуга помог Ростовцеву повернуться. Карбункул располагался у основания шеи со стороны спины и выглядел малоаппетитно: выпуклое багровое образование диаметром сантиметра три с отверстиями, напоминавшими сито, из которых сочился зеленовато-серый гной.
Пирогов долго смотрел на него. Потом дотронулся пальцем до воспалённой кожи рядом с карбункулом. Ростовцев застонал.
Царь вопросительно посмотрел на хирурга.
Вскрывать надо, сказал Пирогов.
Здекауер сказал, что поздно, проговорил Ростовцев.
Было бы поздно, если бы не пенициллин, возразил хирург.
Не действует на меня ваше зелье, сказал генерал.
«Зелье» было испорчено, заметил Саша. Николай Иванович привёз новое из Киева.
Царь с надеждой посмотрел на Пирогова.
Попробуем, сказал врач.
Когда? слабо спросил Ростовцев.
Сегодня после полудня, ответил Пирогов. Надо отфильтровать плесень. А вы пока приготовьте стол.
Какой стол? спросил больной.
Хоть обеденный, объяснил Пирогов, главное, чтобы вы на нём уместились, Яков Иванович.