Да юна что-то больно.
Нормально, махнул он рукой. Зато работящая и преданная. Так ведь Юн?
Девушка скромно кивнула. И заглянув мне снизу вверх в глаза, с жутким акцентом произнесла:
Добло позаловать, господин.
Я выразительно посмотрел на Мурзина, но тот меня не понял. Прислуга из китайцев здесь были в порядке вещей, а девочек от семей отлучали очень рано. Да и росли китайцы на своем скудном питании очень плохо. Похоже, у Юн в детстве было совсем туго с едой, так и не выросла. Даже груди через платье не просматривались, хотя для семнадцати лет уже должны были бы.
Ладно, Данил Егорович?
Да, вашбродь, Данил Егорович, подтвердил Мурзин. Без людей можно просто Данилом.
Хорошо, Данил. Нам бы помыться с дороги. Есть тут банька какая?
У соседей только просить, качнул он головой в сторону соседней дачи. Да только не топлена она.
И что же делать?
Ну, это просто. Я попрошу у них теплой воды, а Юн вас помоет. Да же Юн, помоешь господина?
Девушка поклонилась, показывая свою покорность. И ни тени недовольства не промелькнуло в ее узких глазах. Хотя может я просто не смог рассмотреть.
Да ладно уж, тогда сам помоюсь в тазике, ответил я несколько смущенно.
Но освободить Юн от своей обязанности мне не удалось. Через час, когда теплая вода была натаскана, а я, сидя в тесной японской ванне, намыливался. В комнату ничуть не смущаясь, с низкими поклонами зашла девушка и отобрала из моих рук мочалку. Я запротестовал было, но она лишь мотала головой и упрямо твердила 'надо, надо'. А потом, окунув мочалку в воду, принялась меня неумело, но настойчиво натирать. Не знаю, что она при этом чувствовала, не единой эмоции я не смог прочитать на лице, но зато вот я чувствовал себя чуть-чуть смущенным. И полуторамесячное воздержание дало о себе знать. Боже, никогда прежде я не чувствовал себя настолько неловко, сидел в деревянной бадье и пытался думать на далекие темы, так, чтобы мое возбуждение не смогло вырваться на свободу. Но Юн, казалось, была безразлична к моей проблеме. Ну да ладно. С грехом пополам я помылся, сумев сдержать себя в руках, и Юн, накинув на меня халат, удалилась.
Мурзин после кратко показал мне мое жилище. Пять комнат. Одна мизерная комнатушка для прислуги, то бишь для Юн, одна кухонная комната, гостевая и две спальни. Самая большая и обустроенная моя. В гостиной камин, а в кухне печурка, что дополнительно отапливала спальни. В общем, после помывки
я завалился спать. И провалился в сон почти мгновенно долгая дорога вымотала.
Рано утром я проснулся от размеренного стука ложек. Кто-то в соседней комнате принимал пищу, неспешно, разговаривая вполголоса. И запах по дому разносился вкусный и аппетитный. Я потянулся, повел носом и скинул с себя пушистое одеяло.
О-о, Василь Иваныч! довольно ощерились мои архаровцы, едва я появился в гостиной. А мы вас будить не стали, выспаться дали.
Сколько времени?
Дак почитай девять по-здешнему. Присаживайтесь, Василь Иваныч, тут ваша девочка такую лапшичку сварила закачаешься. Вкусная-я!
Появилась Юн. Поклонилась мне, поздоровалась. Поставила передо мной глубокую тарелку с лапшичным супом, вложила в пальцы ложку. Супец еще горячий, не остыл. Я потянул носом, спросил:
А хлеба?
А нету хлеба, Василь Иваныч. Мы уж просили. Вот только это, он пододвинул ко мне тарелку, на которой лежало несколько белых булочек. Юн, как они называются, я забыл?
Маньтоу, охотно подсказала она без эмоций и тут же исчезла на кухне греметь посудой.
Я уже привык к плотному завтраку. В мое время, в будущем, я едва ли утром проглатывал бутерброд с маслом и колбасой и заливал в себя горячий чай и считал это нормальным. Перекусить на ходу никогда не было проблемой чайник почти моментально кипятил воду, а микроволновка разогревала пищу. Сейчас же все не так. Если утром плотно не поел, то потом до обеда приходилось кусочничать, а запивать все чем-то холодным. Молоком или квасом или простой водой. А мне это не нравилось, я любил запить горячим чаем. Но чтобы вскипятить чай требовалось время, а у меня его не было. Вот и пришлось поменять свой режим питания.
Под конец завтрака в дом завалился Мурзин. Вновь в отглаженном костюмчике, в начищенных штиблетах, на которые еще не пристала китайская пыль.
Доброго вам утречка, вашбродь, подобострастно произнес он, снимая шляпу. И приятного аппетита. Как вам спалось?
Честно, не люблю я этого 'вашбродь'. Коробит меня от него. Не раз меня так называли люди простые и не всегда у меня получается людей осечь, пояснить, что я самый обычный человек. Чинов и титулов не имею, родовых имений не наблюдаю. Но сейчас Мурзин был в моей власти. И потому, отодвинув пустую тарелку, я кивнул ему на лавку и предложил присесть. Тот с охотой устроился за столом.
Вот что, Данил Егорыч. Давай-ка мы с тобой договоримся враз и навсегда. Ты впредь меня не будешь более 'вашбродь' величать? Не нравится мне это. Давай по-простому, как и все Василий Иванович.
Мурзин смущенно кашлянул. Нервно оттянул накрахмаленный ворот тугой сорочки. Почувствовал себя не в своей тарелке.
Как же так можно? вопросил он рассеянно. Я же к вам со всем уважением. Как полагается.