Это ужасно!
Да. И Зест спросит с меня за это, а Дэйнор С ним, возможно, мы и в царстве мертвых не свидимся
Это ужасно, повторила я.
Это мое наказание. Я уже говорила, что за все в жизни приходится платить. И я несу это бремя уже сотни лет
Невероятная история!
Именно поэтому я и советую тебе слушать только свое сердце. Я вот свое не послушала, хотя оно кричало и умоляло меня не предавать мужа. Разум победил мои чувства, за что и расплачиваюсь теперь.
Я обняла Олию. Так мы и просидели несколько лирн. Затем я решила сменить тему:
Олия, а что вы знаете про обручальные узоры? В каких случаях узор проявляется сразу же после первого обручения? И можно ли расторгнуть эти обручения?
Она внимательно посмотрела на меня.
Ой, девонька! Чует мое сердце, что не просто так ты этим интересуешься!
Я опустила взор, а Олия продолжила:
Ладно, расскажу, что знаю. Слушай и запоминай! Если узор проявился сразу, еще во время первого обручения, то союз одобрили боги. Обычно они даже оставляют свои подписи на узоре
Я вскинулась, припомнив свой рисунок.
И какие именно боги организуют первое обручение?
Обычно Старшие боги, но бывают случаи, когда и младшие соединяют судьбы жителей Омура.
Даже Шалуна и Фрест?
Вероятно. Боги влияют на наши судьбы, поэтому Шалуна и ее брат могли договориться между собой и обручить своих подопечных.
Мм А как расторгнуть такое обручение?
Что боги соединили, то и расторгнуть могут только они.
Значит, никак
Эльфийский Владыка расторг свой союз с первой женой.
Вы не знаете, как он это сделал?
Вероятно, поднимался в Обитель богов.
Где это?
Сие мне неведомо, говорят, где-то за Снежными горами.
Разве за ними что-то есть?
Слухи, деточка, мне ведомы лишь они, а проход к Обители богов знают эльфы, да и драконы знали. У них даже книга подходящая была.
Книга баронов существует?
Существовала, как и Ранделшайн.
Вы там бывали?
Мой сын был, говорил, что прекраснее города не существует на Омуре и
Все, я закончила на сегодня. В избу вошла матушка.
Входи скорее! Блины, правда, уже остыли, ответила Олия и бросила на меня извиняющийся взгляд.
Ничего страшного, я подогрею с помощью бытовой магии, да и на улице жарища. Хочется прохлады. Маменька села рядом со мной и принялась за еду.
Уходили мы с гостинцами для кузин и тетушки, а на прощанье Олия сказала:
Вы приходите завтра вечерком все вместе. Я пирогов с ягодами напеку, а еще грибы пошли, я их соберу и поджарю с хрустящей картошечкой так, что пальчики оближете!
Мм вкусно, размечталась я.
Приходите-приходите. Я еще баньку вам истоплю. Только помните: про то, кем я являюсь на самом деле, молчок.
Мы кивнули и, попрощавшись, ступили на едва заметную тропку. Пока шли по лесу, я раздумывала, как бы мне скрыть это все от кузин.
Нилия, окликнула меня родительница, ты чего такая задумчивая? И по сторонам не глядишь! Вдруг какое полезное растение пропустишь!
Я думаю, мрачно изрекла я.
О чем?
О том, как бы не проболтаться об Олии кузинам. У нас ведь нет друг от друга секретов!
Нилия! Матушка даже остановилась и серьезно посмотрела на меня. Это не твой секрет, поэтому ты не вправе говорить о нем кому бы то ни было! О своем, если хочешь, рассказывай, но это чужое! Поняла?
Поняла
Лучше придумай, о чем можешь им рассказать. Да и по сторонам смотри вон тысячелистник розовый пропустила!
Где???
Я кинулась с тропы следом за родительницей собирать редкий розовый тысячелистник.
В лагерь мы вернулись ближе к вечеру, нагруженные разными травами. Угостили сестер блинами, я рассказала им, как мы с матушкой ловили выползня. Кузины потянули меня к реке, там воины ловили рыбу. По пути сестрицы поведали, как они провели ночь.
На ужин была уха, а потом мы сидели у костра, а воины распевали походные песни. Над головой сияли звезды, пламя в костре весело плясало, а настроение у меня было превосходным даже несмотря на то, что от сестер появился маленький секрет.
Утром маменька разбудила меня раным-рано. Солнечные лучи светили ярко, в лесу щебетали птицы, а на улице было довольно прохладно. Вода для умывания оказалась
стояла оглушительная тишина. Сквозь треснутое стекло небольшого окошка лился дневной свет, дай входную дверь я предусмотрительно закрывать не стала. Огляделась. Слева был проход в хлев, справа располагалась дверь, ведущая в жилые помещения. У входа в хлев стоял большой деревянный ларь, еще вполне пригодный для использования, а на дне лежало несколько зерен. Рядом стояли чуть рассохшиеся деревянные бочонки, в них лежала какая-то труха. Поднявшись по приставной лесенке, я оказалась на сеновале. Здесь на полу до сих пор сохранилась копна примятой пожухлой серой травы. В ней копошилось мышиное семейство. Вынув из котомки краюху хлеба, я положила ее рядом с грызунами пусть порадуются.
Затем прошла в жилые комнаты. Посередине первой, самой большой, стояла давно небеленная печь. Она была почти целой. Видимо, хозяева этого дома покинули весь одними из последних. Больше в этой комнате ничего не было.
Я прошла в другую. Это была спальня, причем она явно принадлежала девице. Стены оклеены выгоревшими розовыми обоями, а на полу лежала самодельная тряпичная кукла и моток ниток. Оба предмета выглядели новыми, вот в чем была странность! Красные нитки почти не выгорели, моль тоже не поживилась ими. Я подняла куклу. Ее глаза-пуговки, казалось, неотрывно смотрят на меня. Эта игрушка была явно не простой, как и нитки. Я знала, что подобные вещи лучше всего не трогать совсем, но всем известно, что «любопытство и кошку сгубило». Рассудив, что на дворе день, а рядом тетя Ирана и воины, я подняла оба предмета. Чувствуя себя скудоумной, я перво-наперво спросила: