Просто догадался. Поверьте, это было несложно.
Смит обиженно умолк, но через три-четыре шага «оттаял»:
Вы останетесь на обед, Эван?
Обед? заинтересовался профессор. Он праздничный? В мою честь?
Нет, просто обед.
Тогда не останусь дела.
Смит резко остановился.
Понимаю, мистер Крюков. Дела. До свидания.
Последнее обращение из уст американца резануло ухо. Иван Андреевич обернулся:
До встречи. И, предвкушая сегодняшний вечер, направился прочь.
В начале недели Иван Андреевич отметил свое шестидесятилетие. Ну как «отметил». Весь праздник он провел в поездке по маршруту: арендованный дом в пригороде Монтаны, такси, аэропорт Бозман Йеллоустон, самолет, аэропорт Ньюарк Либерти, такси, безымянная гостиница в пригороде Нью-Йорка. Поэтому в свой День рождения, под вечер, лежа на засаленном гостиничном диване, когда к отваливающимся ногам прибавилось повышенное давление и, на его фоне, головные боли, Иван Андреевич торжественно решил: «Отпраздную! Обязательно отпраздную! Шестьдесят лет раз в жизни бывает! Не сегодня, так в пятницу, по окончанию лекций!»
Выйдя из университета, Крюков дошел до ближайшего пешеходного перехода и, пока на светофоре горел красный человечек, с решимостью, достойной лучших отцов нации, достал из кармана мобильный телефон и набрал в поиске «Рестораны, Нью-Йорк». Подумав, добавил «недорого». По запросу вылез немалый список, и профессор углубился в его изучение
Если бы Иван Андреевич не был столь сильно занят мыслями, в какой именно харчевне набить сегодня брюхо, то наверняка обратил бы внимание на несущийся по дороге черный минивэн с тонированными стеклами и отсутствующими номерами.
Проскрежетав тормозами, распугав стаю голубей и мамаш с колясками, машина замерла прямо на проезжей части, аккурат в метре от Крюкова. Дверь салона бесшумно открылась, и из минивэна, словно черти из пресловутой табакерки, повыскакивали крепкие бритоголовые молодчики в количестве трех рыл. Один из них, самый крепкий и самый бритоголовый, отработанным прямым справа ловко отправил Ивана Андреевича «видеть сны», а его подельники, подхватив даже не успевшее рухнуть на асфальт бездыханное тело профессора, мигом затащили того в машину, которая тут же, с визгом, сорвалась с места.
Спустя пять секунд о произошедших на светофоре событиях не напоминало ровным счетом ничего, лишь отлетевший в сторону телефон Крюкова разбитым экраном жалобно смотрел на чистое нью-йоркское небо.
Глава 2
Стараясь не беспокоить пульсирующие от боли виски, Крюков огляделся, но в полумраке, едва разгоняемом тусклыми лампочками под высоким потолком, не разобрал ничего, кроме ржавой металлической стены справа от себя и нескольких бочек наподобие тех, рядом с которыми прохладными зимними ночами любили греться бездомные в Нью-Йорке.
Cудорожно пытаясь сообразить, где находится, как сюда попал и кем были те «славные» бритоголовые ребята, он предпринял неудачную попытку привстать вместе со стулом, и тут же услышал слева от себя гулкие шаги и мужской голос с характерной хрипотцой:
Куда собрался, петушок? От мясника не убежишь и не улетишь, особенно если лапки скручены и крылышки подрезаны.
Не веря ушам, Иван Андреевич повернул голову, с надеждой вглядываясь в лицо приближающегося мужчины вдруг все же показалось. И почувствовал, как по спине потек холодный пот, а все внутреннее мужское достоинство, вся крюковская мужественность
утекает туда же, куда и пот в его собственные трусы.
Вижу, что нашей сегодняшней встречи ты не планировал, нависнув над пленником, усмехнулся плотный мужчина около пятидесяти лет с седыми висками. Был он под три метра ростом, кулаки размером с Техас, а зажатый в ладони паяльник длиной не меньше Амазонки. По крайней мере, объятому ужасом Крюкову показалось именно так.
Профессор сглотнул, дождался, пока «великан» сорвет с его рта вместе с клоком волос липкую ленту, и испуганно произнес, стуча зубами:
До-добрый де-день, Па-павел Богданович.
Павел Богданович Усиков в определенных кругах не зря носил прозвище Мясник из Люберец. Уроженец замечательного подмосковного городка, в молодости Павлуша, как и многие другие юноши, родившиеся в конце шестидесятых, в начале перестройки увлекся модным тогда среди молодежи течением бодибилдингом, или, по-советски, атлетической гимнастикой. Потом были секции бокса, карате, успешные выступления на любительских соревнованиях, сулившие молодому спортсмену неплохие перспективы. А затем пришли девяностые, и Усиков, «попав под дурное влияние», в составе местной ОПГ стал промышлять рэкетом, ограблениями, разбоями и прочими нехорошими делами, вплоть до жестоких убийств «коммерсов», не желавших платить за «крышу». Именно из-за проснувшейся в некогда хорошем мальчике Павлуше любви к садизму во время пыток он и получил свое прозвище.
Вот уж действительно добрый! оскалился бандит. И тебе, Ванечка, не хворать. И зашел Ивану Андреевичу за спину.
Профессор успел подумать, что сейчас его наверняка будут долго и мучительно душить, поэтому непроизвольно, как мог, сжался в комок, задерживая в легких воздух, но тут же с облегчением выдохнул Усиков, неся в свободной руке стул, вернулся в его поле зрения.