Я принял шубку, и Марик вышла в зал, мягко ступая, будто крадучись ее толстые вязаные носки умиляли наивным простодушием.
А хорошо тут у вас! донесся девичий голос. Просторно! Ой, а балкон какой большой Лоджия, да? И тепло
Улыбаясь, я избавился от тяжелой куртки и скинул подмокшие «прощайки». Тихое, незамутненное приятство наполняло меня до краев. Радовал даже отъезд родных. Конечно, можно было вернуться и в Маринкину квартиру, но своя уютней.
Толкнув створки, забранные волнистым стеклом, я шагнул в зал и мои губы изогнулись вовсю, как на смайлике.
Рита, слегка пританцовывая под неслышный напев, красовалась в одних зимних носках. Стройные бедра изгибались, чаруя, плоский животик то западал, то напрягался слегка, очерчиваясь выпуклей и четче. Груди упруго покачивались, топорща набухавшие соски, или приспело колыхались, прыгая налитыми мячиками. Век бы смотрел!
Соску-училась же, наверное! заныла девушка, капризно надувая губы.
Я молча сграбастал ее, и понес в свою комнату. Всю бы жизнь таскал сию приятнейшую тяжесть! Хихикающую, обвивающую шею восхитительно гладкими ручками, лезущую с поцелуями
Да, улыбнулся я, притягивая к себе самое дорогое существо, и делясь с ним одеялом.
А давай в августе? загорелась девушка.
Давай.
Как раз у папульки отпуск, и сессия закончится! И у твоей мамы тоже И надо же еще платье купить! И тебе колечко
Рита вытянула ноги, прижимаясь ко мне теснее, и затихла. Ее головка лежала у меня на груди, и черные пряди щекотали шею, но я замер, чтобы неловким движением не отогнать девичий сон.
За окном стыла тьма, лишь в открытую форточку заглядывала яркая звезда ее мерцающий свет струился, сливаясь с ясным запахом снега. Хлопья опадали вкосую, виясь мягко и невесомо, и скачущие мысли утишали свой бег.
Меня не пугала семейная жизнь опыт есть. Надо только избегать досадных упущений, глупых житейских ошибок и несколько лет счастья обеспечено. А это очень, очень много. Не бывает вечной любви, всё в этом мире преходяще. Правда, баловница-природа уготовила для человеков славный вариант исхода. Как там, у пиита?..
Любой костер когда-нибудь погаснет,
Любовь не может длиться без конца.
Дотлеет страсти пыл, и призрак счастья
Дымком забвенья веет у лица
Всё так, всё тщетно, но безысходность можно
обойти. Если двоих связывают не только постель и доводящий до исступленья быт, то любовный жар не тухнет в одночасье, а греет всю жизнь, спокойным и нежным теплом.
Грустно будет наблюдать, как увядает ее красота и притупляется твой ум, но даже в печали отыщется светлая сторона.
«К лету надо решить «квартирный вопрос», сонно подумалось мне. Ты просто должен, обязан ввести нет, лучше внести молодую жену в свой собственный дом. И чтобы Марик радовался самому красивому невестину платью, и белой свадебной «Чайке» с ленточками Только без дурацкого пупса! Рано Ритке беременеть! Сама еще, как дитя Пусть сначала институт окончит, поработает на финансовой ниве лет пять Вот, потом можно и в декретный отпуск уходить»
Разумеется, в памяти всплыла Хорошистка. Я усмехнулся, косясь на уснувшую Риту, словно она могла прочесть мои мысли.
Время, хоть и недолгое, а заврачевало раны. Промыло «маленькие серые клеточки», оставив в лотке воспоминаний лишь приятное золото. Мне было хорошо с Инной, хоть и никогда не признаюсь в этом Марику.
Моя грудь дрогнула, сдерживая глупое хихиканье, стоило мне вспомнить деда Семена. Ведь умудрился же старый повеса прожить в мире и согласии со всеми своими «полюбовницами»! Ага, так и вижу Ритку с Инкой, тетешкающими моего ребенка с отчеством «Олегович» Нет, пусть лучше родится «Олеговна»
Я поморщился пошлятина на ум пошла. Зато сплошь позитив ни страданий, ни метаний, ни слезной горечи
Мне было неудобно лежать в одной позе, но идею перевернуться набок моя млеющая натура пока отвергала еще Ритин сон перебью Я ощущал тихую, вкрадчивую поступь первосонья, когда мозг уступает обволакивающему сюру, а тело цепенеет в истомной сладости, как вдруг будто повеяло сырым соленым ветром.
Слух ловил заполошный плеск воды и пыхтение старого мотора, а в смутных тенях путались голоса. Краешком сознания я скользнул по чужим тревогам. Тяжкая усталость загнанного зверя, всепоглощающий, выматывающий страх
И тут же словно кто резкость навел я увидел Кириленко. Старый, потасканный, с обрюзгшим небритым лицом, он сидел на корме мотобота, ссутулившись и свесив руки с колен. Рыбацкое суденышко, тарахтя и качаясь, хлопая днищем по накату волн, уходило в ночь, не зажигая огней.
В крошечной будке, куда еле вмещался широкоплечий рулевой в зюйдвестке, вполнакала тлела лампочка, освещая компас. Развернувшись всем телом, рыбарь прогудел, шевеля рыжей шкиперской бородкой:
Все в порядке, Андрей Палыч, вышли из тервод! К утру будем на Готланде!
Кириленко мелко покивал, безразличным взглядом погружаясь в ночной туман, укрывший его от погранцов. Слезящиеся глаза под набрякшими веками так и тянуло закрыть, но холодный тошнотворный страх не унимался, сковывая напрягом и отчаяньем
На улице бибикнула машина, и видение из будущего истаяло.