Поэтому ничего, выберемся.
Тут главное отчетливо осознавать, что времени для манёвра остаётся все меньше, а значит действовать придётся быстрее и точечно. Учитывая нюансы, потому как, например, вполне может оказаться, что удержаться на должности министра получится в лучшем случае до завтрашнего вечера. Если его не снимут уже сегодня по требованию иностранных делегаций, то завтра это сделает Алексеев с пометкой о государственной измене.
Ну ничего, время Протопопов привык использовать рационально и ковыряться пальцем в носу он не станет ни за что.
Ну а начинать следует с самого простого требовалось получить понятные обоснования своим действиям при Думском погроме, которые бы этот самый погром объясняли. Насколько это поможет далее это уже другой вопрос, но постелить себе перину надо.
Как говорил один человек Для того, чтобы высечь искру разума из барана, его надо высечь.
Вот этим Протопопов и планировал заняться прямо сейчас, заходя обратно в помещение тюрьмы.
Чуть ли не в дверях Протопопова встретил Голицын, весь мокрый, бледный.
Прошу за мной, Николай Дмитриевич, наш выход, бросил Протопопов, направляясь прямиком к камере.
З-зачем? Вам плевать на то, что Алексеев послал Государю императору телеграмму? изумился Голицын.
Идёмте, мне нужен такой свидетель как вы, я задам уважаемым арестантам всего один вопрос, а вы засвидетельствуете ответ, чтобы потом им не удалось отказаться от своих слов, продолжил Протопопов на ходу. Все это нужно именно потому, что мне далеко не плевать.
Голицын не ответил, он был все ещё бледен и даже напуган, но за Протопоповым пошёл.
Зашли в камеру, куда накануне завели сразу троих горе-революционеров.
Гучков.
Чхеидзе.
Керенский.
Все трое сидели за столом с недовольными рожами. А Гучков к тому же держался за проломанную руку. Этому холод шёл только на пользу, потому что оказавшись в тепле, поломанная кость жутко разболелась и причиняла Александру Ивановичу дискомфорт.
Напротив стола за которым сидели арестанты, стоял фотограф с фотоаппаратом, который был вызван в камеру по распоряжению Протопопова. Надпись на шильдике фотика гласила: «Iосифъ Покорный. Петровка 5. Москва». У стены стояли полицейские, следившие за тем, чтобы высокопоставленным арестантам не вздумалось чудить.
А чудить Гучков, Керенский и Чхеидзе, похоже, были не прочь. По крайней мере при виде министра внутренних дел тотчас стали возмущаться:
Заканчивайте этот театр!
Вы что с Милюковым сделали?!
И вы Голицын с этим мерзавцем заодно?!
Протопопов не счёл нужным отвечать (хотя Голицын при упоминании своей фамилии меньшевиком Чхеидзе изрядно напрягся) и остановился в центре камеры.
Покосился на полицейских, и кивком, не говоря лишних слов показал им на выход.
Протоколы правда забрал.
Полицейские поспешно удалились. Фотограф остался, для него пришлось проговаривать вслух:
Выйдите, когда в вас будет надобность, я дам знать.
Фотограф, который без того чувствовал себя не в своей тарелке, с радостью удалился.
Дверь в камеру плотно закрылась, оставляя Протопопова и Голицына один на один с революционерами.
Уверены, что это лучшая идея вот так оставаться один на один с этими людьми? зашепталась князь Голицын на ухо министру. Может охрану все таки позвать?
А мы надолго здесь задерживаться не будем. Сами говорите Алексеев, неприятности, отмахнулся Протопопов, улыбаясь и одновременно поворачиваясь к троим революционерам и добавляя так, чтобы было слышно всем в камере. Мы допрос по ускоренной программе проведём. Никто не против, господа?
Все трое выглядели жалко.
Мы не будем отвечать на ваши вопросы, ответил Керенский со своей неизменной холодной гримасой на лице.
Да и ответы вам уже не пригодятся, на том свете то, прошипел Гучков, морщась от боли.
Ясно, Протопопов пожал плечами. Знаете, вы вот про Милюкова спрашивали, а я, между прочим, Павлу Николаевичу честную сделку предложил сыграть в игру правда или действие. Павел Николаевич вам многое об этой игре рассказал бы. Он, конечно, игрок так себе, но справился. Но теперь я вижу по вашему настрою, что вы заведомо выбираете действие и мне даже не придётся утруждать себя выдумкой?
Все трое сверлили Протопопова взглядом.
Пошёл вон, сумасшедший ублюдок, прошипел Гучков.
Пойду... Собственно вопрос у меня только один, господа, с лица Протопопова исчезла улыбка. И вы сейчас мне на него ответите. Николай Дмитриевич, вас призываю стать свидетелем сего.
Свидетельствую, откликнулся премьер.
Кто из вас троих педерастов считает, что имеет право за русский народ решить, что тому угодна парламентария и демократия?
Говоря эти слова, Протопопов подходил ближе к столу с арестантами революционерами.
И кому из вас сук царская семья встала поперёк горло настолько, что вы собрались убить батюшку Государя и растоптать честь русского народа?
Протопопов положил на стол перед революционерами листы протокола допроса. Рядом положил карандаши.
За чей лядский счёт вы собрались русский народ унижать? И кому плохо от того, чтобы наш русский народ жил в достатке?
-Ах ты...
Гучков, который из этой троицы отличался наибольшей импульсивностью, наверняка собирался ответить яркой тирадой. И по такому случаю даже попытался вскочить из-за стола. Однако Протопопов, не долго думая, заставил его заикнуться, крепко хватанув его пятерней за сломанную руку.