Он посмотрел на часы. Время приближалось к пяти. Сегодня Нина принимала гостей. Скоро они начнут собираться. Их приходило все меньше, потому что салон становился менее привлекательным для знакомых. Больше бывало лишь тогда, когда предварительно разносилась весть о том, что придет профессор Вильчур.
Уничтожь его, сказала Нина.
Уничтожить Вильчура это значило уничтожить его известность, уничтожить веру пациентов в безошибочность его диагнозов, в уверенность и
Нет, пан профессор, ответил один из журналистов, на этот раз речь идет о вашем новом пациенте.
О пациенте? О каком пациенте?
Это Леон Донат.
Вильчур развел руками.
Что же я могу вам об этом сказать Здесь нет ничего серьезного. Насколько я знаю из отчетов моих коллег, операция будет несложной и пациенту ничто не угрожает.
Однако, пан профессор, это операция горла, горла, которое приносит несколько миллионов злотых в год. Ну, и популярность Доната. Пан профессор, вы понимаете, что эта операция представляет событие, интересующее не только Варшаву, но и всю Европу, да что там, весь мир. Что бы пан профессор ни рассказал нам сегодня, все будет сенсацией.
Ну, хорошо, согласился Вильчур. Однако я должен уже ехать в больницу и по дороге смогу ответить на ваши вопросы.
Внизу ждал большой черный лимузин профессора. Они сели в него, и, пока автомобиль продвигался по запруженным людьми улицам, журналисты записывали в блокнотах выводы Вильчура.
В своей занятости только сейчас он понял, что именно на его клинику будет обращено внимание миллионов почитателей великого певца. Доктор Люция Каньская еще вчера сказала ему, что вся польская пресса с большим удовлетворением отметила весть о том, что Донат, не доверяя итальянским, французским и немецким хирургам, доверил операцию своего горла именно ему, профессору Вильчуру, и поэтому решился на далекое путешествие в Варшаву.
Хотя описания и снимки свидетельствовали, что по существу операция не представляла сложности, Вильчур не удивлялся опасениям певца, для которого голос был всем смыслом существования, а даже незначительное колебание руки хирурга во время операции лишило бы его славы и колоссальных доходов.
По приезде в клинику Вильчур заметил, что и здесь царит возбуждение. У ворот собралась огромная толпа в ожидании приезда певца. В холле и в коридорах было активное движение. Вильчур попрощался с журналистами и по пути в свой кабинет заглянул в комнату дежурного врача. Застав там медсестру, он спросил:
Кто сегодня дежурит?
Доктор Каньская, пан профессор.
Это хорошо, отметил про себя профессор.
У себя он застал профессора Добранецкого, что-то обсуждающего с молодым Кольским. Оба были возбуждены беседой, но сразу же умолкли, когда вошел Вильчур. Поздоровались, после чего Кольский кратко доложил состояние здоровья пациентов и закончил:
Инженера Лигниса пан профессор собирался сегодня осмотреть сам. Пани Лясковская и пан Жимский также просили, чтобы пан профессор навестил их. Это все на третьем этаже. Тот несчастный, которого привезли с раздробленным тазом, перенес внутреннее кровоизлияние, и он в бреду. Мне кажется, что ему уже нельзя помочь.
Благодарю вас, коллега, ответил Вильчур и, взглянув на часы, добавил: Я должен прежде всего осмотреть горло Доната. Подготовлена ли малая операционная?
Да, пан профессор.
Большую вы сегодня займете, наверное, часа на четыре? обратился Вильчур к Добранецкому. Был бы рад, если бы вам удалось его спасти.
Добранецкий пожал плечами.
Совершенно безнадежный случай. Один шанс из ста.
Когда Вильчур надевал халат, за окнами раздавались крики все громче и громче. Доктора улыбнулись и поняли все без слов. Однако Кольский заметил:
Все-таки люди ценят искусство больше, чем здоровье. Ни одному из нас не подготовили бы такую овацию.
Вы забываете, коллега, о профессоре Вильчуре и его популярности, бросил Добранецкий.
Популярностью я обязан не тому, что являюсь доктором, а тому, что был пациентом, ответил Вильчур и вышел из кабинета. Сразу же после него ушел Кольский.
Добранецкий тяжело опустился в кресло. Его лицо как бы застыло в сосредоточенности. Спустя минуту нажал кнопку звонка. Вошла медсестра.
В какую палату поместили Доната? спросил он.
В четырнадцатую, пан профессор.
Моя операция в час?.. Прошу проследить, чтобы уведомили доктора Бернацкого. Спасибо, пани.
Когда сестра вышла, он встал и посмотрел на часы. Подождав полчаса, доктор вышел. На первый этаж вела широкая мраморная лестница. Четырнадцатая палата была рядом с ней. Он постучал и вошел. Донат переодевался с помощью сестры. Увидев Добранецкого, он весело приветствовал его:
О, профессор! Как я рад видеть вас. Будете меня сегодня зарезать.
Добрый день, маэстро. Выглядите вы хорошо, задержал руку певца в своей. Но почему вы говорите это мне? Вы же сами пожелали, чтобы вас оперировал Вильчур. Не доверяете, дорогой маэстро, своему старому доктору.
С полным доверием к вам, пан профессор, натянуто
улыбнулся Донат.
Оставим в покое эти вопросы, с легкостью согласился Добранецкий. Лучше расскажите мне, как поживаете. Разумеется, не о своих артистических успехах этим пестрит вся пресса, а вот как насчет личных дел? Вы по-прежнему безудержно пользуетесь успехами у женщин?