Он вынул папиросу и закурил, отметив про себя, что табак пересохший, что сегодня он выкурил меньше, чем обычно, и что следовало бы вообще ограничиться двумя десятками папирос в день Привычные действия и мысли вернули ему спокойствие и уверенность. Результат не замедлил сказаться: он вспомнил нюансы, которым до сих пор не придавал никакого значения, но которые, в сущности, резко меняли ситуацию, ведь знахарь в ходе процесса усмехался, глядя на него, усмехался совершенно откровенно!
Он присматривался ко мне, как к кому-то хорошо знакомому, и, по крайней мере, не скрывал того, что пытается меня узнать!.. Что это может значить?
Ответ напрашивался
благодарил.
Профессор пытался улыбаться, пожимал их руки, но не мог поднять глаз. В какое-то мгновение он все же встретился взглядом с Антонием Косибой. Добранецкому потребовалось огромное усилие, чтобы овладеть собой и не закричать. Взгляд Косибы был напряженным, пронизывающим, полуосознанным.
Наконец, они ушли, и Добранецкий, измотанный и оглушенный, опустился на скамейку.
Он провел страшную ночь, ворочаясь с боку на бок и ни на минуту не смыкая глаз. Внимательный Корчинский забронировал для него самый дорогой номер в лучшей гостинице города. Здесь было тихо и уютно, однако профессор никак не мог уснуть. Под утро, совершенно измученный, он нажал кнопку звонка и попросил принести ему крепкий чай и коньяк.
Лишь после этого он заснул.
Проснулся он поздно и с ужасной головной болью. Ему принесли почту из Варшавы. В телеграмме из клиники ассистент напоминал о предстоящем съезде в Закопане, где профессор должен был председательствовать, вторая была от жены. Она настаивала на возвращении.
Приходило еще несколько господ, доложил портье. Спрашивали, когда пан профессор сможет их принять.
Я никого не приму: мне нездоровится. Прошу так и объяснять посетителям.
Слушаюсь, пан профессор. А адвокату Корчинскому?
Всем.
Встал он только поздно вечером. Пора было складывать вещи и возвращаться в Варшаву, однако что-то удерживало его. Несколько часов профессор бесцельно бродил по городу, потом, накупив ворох газет, возвратился в гостиницу. Все газеты поместили пространные отчеты о судебном процессе и мотивах вынесения оправдательного приговора.
Ну, все в порядке, уговаривал он себя. Я чересчур впечатлительный. Надо взять себя в руки!
Однако такое решение не слишком помогло. Когда Добранецкий начал собирать вещи, ему показалось, будто он делает что-то не то, а в душе нарастало такое раздражение и беспокойство, что он опять попросил принести ему в номер коньяк. И снова он провел бессонную ночь.
Рано утром профессор встал с готовым решением. Он вышел без завтрака, остановил первое попавшееся такси и назвал адрес адвоката Корчинского.
Адвокат встретил его еще в халате.
Здравствуйте, дорогой профессор, приветствовал его адвокат. Я был у вас вчера два раза, но мне сказали, что профессор нездоров
Да, да Мы не могли бы поговорить с вами наедине?
Разумеется, прошу вас! он встал и закрыл дверь кабинета. Что случилось, профессор?
Как фамилия той девушки?.. Невесты Чинского?
Вильчур.
Мария Иоланта?
Что Мария, так это я точно знаю, а вот второе имя сейчас проверим.
Он вынул из стола папку с бумагами. С минуту искал и, наконец, нашел.
Да, Мария Иоланта Вильчур, дочь Рафала и Беаты из фамилии Гонтыньских.
Оторвавшись от бумаг, адвокат увидел, как побледнел профессор. Глаза его были полузакрыты.
Послушайте, сказал он, делая над собой усилие, я должен сообщить вам, что это что она его дочь.
Чья дочь? удивился адвокат.
Дочь Антония Косибы.
Не понимаю, пан профессор.
Неужели Косиба не знал этого?.. Неужели она тоже не знала?..
Корчинский недоверчиво посмотрел на него.
Пан профессор, начал он, это какое-то недоразумение. Косиба, действительно, заботился об этой девушке, и она добросердечно относится к нему, но я уверяю вас, что никаких родственных отношений между ними нет
Добранецкий покачал головой.
А я вас уверяю, что это отец и дочь. Антоний Косиба это Рафал Вильчур.
Он с усилием выплеснул из себя эту мысль и замолчал, тяжело дыша.
Как это?
Профессор ответил не сразу.
Да, заговорил он, как бы обращаясь к самому себе. Я узнал его. Здесь нет ошибки. Этот знахарь не кто иной, как профессор Вильчур, который пропал тринадцать лет назад
Добранецкий вдруг встал.
Где он? Проводите меня, пожалуйста, к нему.
Адвокат встревожился, уж не случилось ли что с профессором Добранецким.
Присядьте, дорогой пан профессор, мягко обратился к нему Корчинский. Мне кажется, произошла какая-то ошибка.
Никакой ошибки. Это Вильчур. Вы когда-нибудь слышали об известном варшавском хирурге с такой фамилией?
Разумеется. Вы ведь руководите клиникой имени профессора Вильчура.
Да. Тринадцать лет назад Вильчур погиб. Все думали, что он покончил с собой. У него была личная трагедия. Тело не нашли Я был его ассистентом, правой рукой. После него я возглавил кафедру, принял на себя руководство клиникой Да Это он.
Невероятно! несколько успокоившись, сказал Корчинский.
Но вы, пан профессор, наверное, ошибаетесь. Отсюда вытекает, что тринадцать лет он скрывался под чужой фамилией?.. Зачем?