Но не в моральных, не в моральных, подхватил Лада.
Разумеется, решительно поддержал Мушкат, как же можно не принимать во внимание таких обстоятельств.
О, Боже, сейчас еще этот с Норвидом, он перепилит нас, вздохнул Тукалло.
Настроение компании испортилось окончательно. Горькие признания Лады лишили всех чувства юмора. Все сидели с кислыми физиономиями.
Наконец у Залуцкого появилась идея.
Ну, Ясю, обратился он к Стронковскому, ты собирался почитать нам свои новые стихи.
Да-да! оживился тот. Если только хотите
Вопросительным взглядом он провел по лицам приятелей. Все согласились, только Хохля сказал:
Замечательный способ провести время. Сначала ты прочитаешь свои стихи, потом Монек несколько своих рецензий, после Еремей и пан Лада-Черский непременно свои повести, и, таким образом, мило и с пользой мы проведем время.
Успокойся, пусть читает, откликнулся Дрозд.
Лада тихонько и деликатно посмеивался, а Стронковский пожимал плечами.
Я вовсе не навязываюсь.
Читай, читай, ласково согласился Хохля.
Стронковский достал рукопись и начал читать. Все сдвинулись, наклонив головы, и замерли. У него был тихий мелодичный голос дивного тембра. Стихи, и правда, звучали прекрасно. Уже первая строфа тронула слушающих неожиданной пластикой образа и оригинальностью сочетаний. Девушка, плескающаяся в озере на восходе солнца, купающаяся в голубизне воды и пурпуре зари, ясная, просветленная, чистая и неземная, и молодой влюбленный рыбак, засмотревшийся, наслаждающийся недостижимостью своих желаний
Не содержание привело в восторг всю компанию. Его трудно было уловить. Стихи едва касались контуров действительности, они были сотканы из розового тумана, сгущающегося местами в какие-то полуреальные очертания, музыки, теплых течений, перерастающих в жар, спокойных звуков, взрывающихся ураганом нежных слов.
Все сосредоточенно, как завороженные, слушали, покоренные красотой. Тукалло высунул нижнюю губу, Залуцкий застыл с усмешкой, в глазах Кучиминьского стояли слезы. Закончив читать, Стронковский дрожащими руками складывал листочки со стихами.
Гениально, тихо произнес Дрозд.
Вот это талант,
прошептал Лада.
До сих пор ты не написал более достойного, убежденно сказал Мушкат. Поздравляю тебя, Янэк.
Стронковский постепенно приходил в себя. Его юношеское лицо светилось искренней радостью.
Что, правда, так хорошо? Скажите, правда? спрашивал он.
Стихи прекрасны, заверил Мушкат. Дай мне их сейчас, они пойдут в воскресный номер.
Он протянул руку, но Стронковский покачал головой.
Нет, я не буду их печатать.
Ты что, сошел с ума? Почему? воскликнул Хохля.
Стронковский прикрыл глаза.
Возможно, когда-нибудь. Я писал их не для издания, а
В альбом для стихов? спросил Лада.
Что-то в этом роде.
Ты страшно заинтриговал нас! с притворным интересом сказал Тукалло. Мы все теряемся в догадках. Эй, братия, кто может отгадать, кому этот молодой гений коленопреклоненно представит творение своей души?
Стронковский покраснел.
Прекрати, Север.
Прочти ей это по телефону, рассмеялся Хохля. Если она уже спит, то Гого повторит ей завтра во время завтрака.
Ты свинья, скривился Стронковский.
А ты тот рыбак из стихов. Кейт купается, а Ясь с удочкой в руке подглядывает. Ха ха Только вот ты никогда не видел ее в озере, разве что в ванне и то через замочную скважину.
Уймите этого жирного зверя, иначе я убью его, огрызнулся Стронковский.
Вы знаете, что такое удочка? спросил Тукалло.
Ну? заинтересовался Али-Баба.
Удочка это на одном конце червячок, а на другом дурачок. Но я все-таки считаю, что эти стихи следует обмыть чем-нибудь более благородным. Как думаешь. Али-Баба?
Разумеется, с обычной готовностью согласился Залуцкий. Может, коньяк?
Не для Стронковского, сказал Хохля. Принимая во внимание его возраст и адресат воздыханий, я бы предложил «Liebfraumilch»[12].
Очень смешно, возмутился Стронковский.
Лада, развеселившись, спросил:
Так и мне бы хотелось узнать, кто же адресатка, но вижу, что это коллективная тайна.
Вы можете спросить даже местного портье или продавца газет на углу, убеждал его Хохля, и каждый вам скажет, за кем хочет приударить этот младенец.
Ну что за выражение! поморщился эстет Мушкат.
Речь идет о пани Кейт, объяснил Залуцкий.
А, это о той очаровательной блондинке? Так ведь она жена пана Зудры?
Да.
Хороша. Я видел ее с вами на вернисаже. Счастливый этот Зудра. Чем он, собственно, занимается?
Не знаю, пожал плечами Залуцкий.
Зажиточный. Имеет какие-то доходы, и на них они живут, объяснил Кучиминьский.
Я слышал, что он открывает какой-то еженедельник, даже мне об этом говорил, сказал Лада.
Мушкат махнул рукой.
Ничего он не откроет.
Почему?
Потому что это минутное увлечение.
Просто Гого лентяй, заявил Дрозд. Я люблю его, он милый, но лентяй, черт возьми.
Меня дивно возмущает, что Гого бездельничает, произнес Тукалло.
Это заявление было принято общим смехом.
Что вас так развеселило? изобразил негодование Тукалло. Что за неуместный смех?
Потому что ты самый большой, чудовищный, неистовый и стопроцентный лентяй, заявил Хохля.