Кейт предложила послать за вожделенными для Тукалло фляками, но он не согласился. Как раз в это время позвонил Ясь Стронковский и обещал появиться в Кресовом баре. Все стали прощаться.
Гого спросил неуверенным голосом:
Как считаешь, Кейт, может, мне пойти с ними на полчасика?
Утром говорил начала Кейт, но Гого прервал ее:
Это же не пьянство. Немного поболтаем, и я вернусь.
Она повернула голову.
Как хочешь, ответила Кейт безразличным тоном.
Он закусил губы.
Ну, хорошо, я останусь.
Она ничего не ответила.
Я не пойду, громко сказал Гого, нужно кое-что сделать, и завтра хочу пораньше встать.
Выражение лица его было кислым, и Тукалло уже собрался отпустить какую-нибудь колкость в его адрес, как Ирвинг скомандовал:
Господа, нам пора. Пойдемте скорее, потому что мог замерзнуть двигатель. Я совершенно забыл.
Через минуту уже все были на лестнице. Кейт положила руку на плечо мужа.
Я знала, что ты найдешь в себе силу воли.
Скорее пожертвование, поправил он сухо.
Какое пожертвование? Кому?
Так тебе же!
Он отвернулся, делая вид, что не заметил, как после этих слов Кейт убрала руку с его плеча.
Пусть будет по-твоему, горько усмехнулась она. Если ты так это понимаешь, спасибо за пожертвование.
Он взглянул на нее почти злобно.
Очень мило, но мне бы хотелось,
моя дорогая, чтобы в подобных ситуациях ты не выставляла меня на посмешище перед моими друзьями.
Я не думаю, что выставила тебя на посмешище.
Ну, конечно, ты не думаешь, рассмеялся он с иронией, но извини, в данном случае не важно, что думаешь ты, а важно, что считают они. Так вот по их мнению я у тебя под каблуком! Да, под каблуком, как обычный засранец!
Когда-то я уже просила тебя не употреблять это вульгарное слово, ответила она спокойно. Оно оскорбляет меня также и в устах пана Тукалло, но ему многое можно простить.
Только не мне, каждому, но не мне.
Не каждому. Подобные выражения это его стиль, а у тебя есть, вернее, ты стремишься иметь совершенно иной стиль Что касается насмешек, которых ты так боишься с их стороны, будь уверен, что если бы ты действительно и искренне желал остаться дома, никто бы не смеялся.
А что бы с тобой случилось, если бы я пошел с ними на каких-нибудь полчаса! взорвался Гого.
Ей хотелось отвернуться и выйти из комнаты. В его грубом тоне и резком голосе она почувствовала оскорбление, но взяла себя в руки.
Будь так добр и не кипятись, попросила она. Ты хорошо знаешь, что вечеринка длилась бы не полчаса, а, как всегда, всю ночь.
Ну и что из этого, закричал Гого, да хоть бы и всю ночь! Любой из нашей компании может распоряжаться собой, а я на положении заключенного что ли, черт возьми?!
Каждый из них обладает достаточно сильной волей, чтобы не напиваться ежедневно. Хохля рисует, Кучиминьский пишет, у Полясского недавно вышел роман, у Стронковского том стихов, Дрозд поставил музыкальную комедию. Все они работают, а развлечениям предаются только в свободное время.
Ах, так ты упрекаешь меня, что мне до сих пор не удалось найти что-нибудь подходящее!
Ты вообще не искал, поправила она, но для меня не это главное. Речь идет о том, что для каждого из них эти попойки не являются смыслом жизни, а лишь каким-то дополнением, подчиненным, еще раз повторяю, их силе воли.
Так вот, ты ошибаешься, потому что никогда не была на этих «попойках» и тебе кажется, что это опивание алкоголем. И вовсе это не дополнение, а нужная, пожалуй, необходимая составляющая жизни. Да, они пьют, но если бы ты слышала наши беседы, обмен мыслями, творческую изобретательность, впечатления, наблюдения, наши дискуссии! Только для засранца, для тупого обывателя это попойка. А это симпозиумы! Это интеллектуальные пиры!!! Это коллективная сокровищница, в которую каждый что-нибудь вносит и из которой каждый что-нибудь черпает!
Кейт кивнула головой.
Да, я согласна с тобой и не упрекаю их, хотя допускаю, что эти встречи могли бы проходить не по ночам, тем более, не в алкогольном угаре. Ты называешь это коллективной сокровищницей. Разумеется, в нее что-то вносят литераторы, поэты, скульпторы и музыканты, словом, творцы или Тукалло, который, скажем, творец без портфеля. Ну а что вносишь ты, Гого?
Ты считаешь меня дураком? возмутился он.
Вовсе нет, но ты же не можешь не признать, что не являешься работником умственного труда, что не разбираешься в искусстве. Так что вносишь ты?
Он пожал плечами.
Ровно столько, сколько Залуцкий или Ирвинг.
Нет, Гого, они хотя бы оплачивают материальную составляющую этих алкогольных симпозиумов, вносят деньги.
Я тоже по сравнению с другими довольно часто плачу.
Но они могут себе это позволить, а ты нет. Князю Залуцкому или Фреду не нужно одалживать. И еще одно. Ты говоришь, что все черпают из коллективной сокровищницы. Я верю. Они обогащаются новыми мыслями, новыми творческими направлениями, новыми артистическими замыслами, впечатлениями, которые используют в своих творениях. Для них беседы что-то наподобие интеллектуальной гимнастики, условие поддержания умственных способностей и точности ощущений. А что же берешь ты? Я думаю, что ты не захочешь обманывать самого себя. Твои приобретения лишь алкоголь и удовлетворение от участия в разговорах, которые интересуют тебя не своим содержанием, а лишь эффектностью. Извини, что я говорю тебе об этом, но это мой долг и мое право. Я не имею ничего против поддерживания отношений и даже близкого знакомства с этими людьми. Наоборот, я считаю их милыми, культурными и занятными. И я не возражаю против твоих визитов в ресторан время от времени. Но я надеюсь, что это не станет потребностью для тебя, тем более, что ты не можешь ее себе позволить.