Кейт, выйдя из ванной, заглянула, конечно, в ящик стола, потом медленно задвинула его. Проходя через спальню Гого, она бросила взгляд на его светлый костюм, который он снял после ужина, погасила свет в прихожей, какое-то время стояла неподвижно в темноте, проверила, хорошо ли закрыты двери, и, вернувшись в кабинет, села к столу. Взгляд ее скользнул по собственной фотографии и остановился на разбросанных бумагах. Среди таблиц,
заметок и ведомостей пестрели рисунки. В углу одной из карточек, в рамке, был список: Фреду 300, Али-Бабе 450, Адаму 100. Рядом с последней цифрой пометка «срочно». На другой карточке заметок поля были исписаны расчетами: машина 20 000, вилла в год 8000. Слуга и шофер вместе 3600, сезон на Ривьере 6000
Зазвонил телефон. Говорил Полясский спокойно и, казалось, четко, но она все-таки сразу поняла, что он не совсем трезвый.
Пани Кейт, вы еще не спите? Не волнуйтесь за Гого. Я бы не хотел по отношению к нему быть нелояльным, я далек от этого. Мы сидим здесь вместе, но я понять не могу, как он решается оставлять вас одну. Пани! Я знаю, что вы там не льете слез и не отчаиваетесь. Это не в вашем характере. И не о вас речь, а о нем. Он производит на меня впечатление человека, который гонится за количеством, теряя по дороге золото.
Золото, пан Адам, тоже имеет относительную стоимость, заметила Кейт, а я, между прочим, не вижу ничего плохого в том, что мой муж умеет развлечься.
Так почему же вы не приходите вместе с ним, если одобряете развлечения?
Это дело вкуса. Мне не нравятся рестораны и танцы.
О, я понимаю вас и тоже не терплю всего этого.
Оригинальная шутка, попыталась рассмеяться Кейт.
Вовсе не шутка. Просто у меня нет дома. Будь я на месте Гого! Боже, я стоял бы на коленях
у моих ног, с иронией закончила Кейт.
Зачем вы надо мной смеетесь? Разве я заслуживаю. Мне хотелось сказать, что на коленях я каждый день благодарил бы провидение.
Не утруждайте себя банальностями, за которые завтра вам будет стыдно. А сейчас возвращайтесь в свою компанию, ведь там без вас скучают.
Пани Кейт, я столько хочу вам сказать Позвольте мне приехать! На час!.. Хоть на полчаса!..
Спокойной ночи, пан Адам.
Секунду, умоляю! Несколько дней назад был у вас Тукалло и сидел до полуночи, а сейчас еще только несколько минут двенадцатого.
Пан Тукалло совершенно иное дело.
Я я могу принять это за комплимент?
Как вам будет угодно.
Пани Кейт, вы же знаете, что с моей стороны вам не угрожает не только какое-нибудь слово, которое могло бы оскорбить вас, но даже взгляд, который не выражал бы ничего иного, кроме обожания и глубокого уважения. Вы же знаете меня!
Кейт рассмеялась.
Конечно, но знаю также и себя.
Вот именно. Я не представляю себе, чтобы с чьей-нибудь стороны вас могло встретить оскорбление, чтобы кто-нибудь мог задеть вашу честь или нарушить дистанцию, которую вы определили ему.
К сожалению, вы переоцениваете мои душевные качества, и сейчас я докажу вам это: несколько минут назад я пожелала вам спокойной ночи.
Вы правы, растерялся Полясский. Я наглец и прошу меня извинить. Спокойной вам ночи. Наверное, я много выпил. Но я хочу сказать вам еще одно: если бы мне был предложен выбор стать Севером, которого вы можете принять в любое время, или оставаться собой и любить вас, даже не встречаясь с вами, я всегда предпочел бы второе. Я не жду ответа. Да и что нового вы можете сказать. А сейчас спокойной ночи. Спокойной вам ночи, пани Кейт.
Спокойной ночи, пан Адам.
Едва она успела положить трубку, как снова раздался звонок. Дозвонился Гого. Как всегда он объяснял, что там весело, что его не хотят отпускать и что он почти ничего не пьет. Язык у него при этом заплетался. Он уверял, что через час вернется, умоляя не сердиться, повторяя, что любит ее и надеется, что сон ее будет крепок.
Хорошо, Гого, последовал ответ Кейт, веселого тебе вечера.
Спасибо, Кейт. Ты ангел.
Она отключила телефон, чтобы ее не беспокоили, зная, что Гого будет звонить на протяжении всей ночи, а еще и Полясский, под утро иногда Тукалло или Хохля со своими признаниями.
Кейт, забравшись в постель, взяла письмо тетушки Матильды. Ей хотелось еще раз просмотреть его, оно пришло перед обедом, и она прочитала его второпях.
Пани Тынецкая писала редко. Ее письма, хотя и были проникнуты искренней сердечностью по отношению к племяннице и Гого, но все-таки полны были безысходного пессимизма. Она жаловалась на старость и одиночество. В предыдущих письмах выражала надежду на то, что, возможно, в имении все изменится к лучшему, когда приедет Роджер, вспоминала как бы невзначай, что он сейчас отдыхает в Вене, потом будет в Липске.
В последнем письме о нем было лишь короткое замечание: «Мой сын приехал в Пруды на несколько дней вместе со своим приятелем, каким-то деклассированным австрийским бароном, который, как я могла понять по их отношениям, является для Роджера чем-то вроде гувернера или инструктора. Скоро они уезжают в Америку».
Этот странный тон пани Матильды
говорил о том, что между ней и сыном не произошло сближения и взаимопонимания, на что она очень надеялась.