За этот второй вариант, по мнению профессора Вильчура, выступало многое. Главным его козырем была, безусловно, молодость обоих, общность интересов и пристрастий, а также любовь Кольского. Вильчуру казалось совершенно невероятным, чтобы этот козырь не проявился в создавшейся ситуации, в условиях, когда молодые люди по воле обстоятельств проводят целые дни рядом.
Однако было бы ошибочным думать, что Вильчур возвращался домой в хорошем расположении духа. Он действительно предвидел, что должен будет расстаться с Люцией, что вынужден будет отказаться от всех надежд, и это не радовало его. Он считал, что выполняет свой долг, поступает порядочно, но знал, что этим поступком захлопывает последнюю главу своей личной жизни, что осознанно и окончательно отказывается от своего собственного счастья.
На станции в Людвикове у одного из хозяев в Радолишках он нашел свободных лошадей. Тощая лошаденка волочилась нога за ногу. Когда он подъезжал к мельнице, уже спускались сумерки. На перекрестке дорог он расплатился с хозяином и, взяв чемодан, направился пешком в больницу. Двери были открыты, и он вошел. В сенях никого не было. Во всем доме царила тишина, и звук его шагов раздавался особенно четко.
Вдруг из палаты послышался голос Донки:
Эй, кто там?
Как дела, Донка? Это я.
ЕзусМарья! ответил ему радостный возглас. Пан профессор вернулся!
Радостная и взволнованная Донка выбежала в сени. Поздоровавшись, она помогла ему снять пальто и тут же взялась за приготовление чая, безумолку разговаривая.
А где же панна Люция? спросил Вильчур.
На прогулке. Каждый день они с доктором Кольским гуляют и возвращаются только к ужину. Очень далеко ходят, иногда даже до Вицкун.
Ну, а как тут доктор Кольский, не скучает?
Донка рассмеялась.
Где уж ему тут скучать! Я думаю, что он бы тут и год просидел охотно.
Он очень милый человек, заметил Вильчур внешне безразличным тоном. А как он тебе нравится, Донка?
Девушка пожала плечами.
А почему он мне должен нравиться или не нравиться? Разве он для меня? У меня мой Василь, и другие мне не нужны, а если кому-то мерещится, что в доктора глазами стреляю, так это неправда.
А кому это мерещится? с интересом спросил Вильчур. Василю?
Не Василю, а панне Люции.
Откуда же ты знаешь, что ей так мерещится?
Потому что она меня однажды так ругала, даже грозилась пану профессору пожаловаться, будто я флиртую с паном доктором. Очень он мне нужен, пусть он ей остается. Я не для него, а он не для меня, но я первый раз слышу, чтобы нельзя было посмеяться. Вы тоже со мной иногда шутите.
Вильчур кашлянул и задумчиво сказал:
Разумеется, можно.
Вот именно. Я и раньше знала, что вы не будете на меня сердиться.
Дорогая девочка, я никогда ни на кого не сержусь, вздохнул Вильчур, усаживаясь за приготовленный чай. Ну, а что здесь еще нового? У Прокопа все здоровы?
А что им сделается? Дядя каждый день спрашивает меня, нет ли сообщения о вашем приезде.
Приходит сюда каждый день?
Сначала приходил, а последнее время чего-то на панну Люцию смотрит косо и сюда не заглядывает.
Вильчур удивился.
А почему смотрит косо?
Потому что он доктора Кольского не любит. Говорит, что неизвестно зачем пан профессор разрешил ему остаться здесь. Что-то он не пришелся по вкусу дядюшке. Я и сама не знаю почему, он же очень симпатичный человек. Когда на прошлой неделе пан доктор хотел нанять у него лошадей, он не дал ему.
А зачем же ему нужны были лошади?
Для езды верхом. Они с панной Люцией часто ездят верхом. Лошадей берут у одного старовера из Нескупы, а седла у шорника Войдылы из городка. Вот они лежат, она показала на угол сеней.
Вильчур посмотрел и кивнул головой.
Действительно лежат.
А сейчас, я думаю, доктору надо будет возвращаться в Варшаву, потому что и места здесь нет для него. Разве что если бы спал в сенях или в операционной. Видно, и из именин у них ничего не получится, не без удовольствия закончила Донка.
Из каких именин?
Из именин пани Павлицкой. Они собираются ехать в ее имение послезавтра. Пани Павлицкая была здесь сама и пригласила их еще в понедельник. Там будет большой бал. Панна Люция даже шьет себе новое платье, такое голубое, украшенное кружевами. Эх, если бы я могла себе такое сделать!
Профессор выпил чай и сидел молча. Донка кружилась по комнате и, взглянув в окно, воскликнула:
Вот, уже возвращаются! Что-то удивительно рано сегодня. Посмотрите, пан профессор, перелезают через забор.
Вильчур подошел к окну. И действительно, через забор, разделяющий тракт и поле, перелезал Кольский. Он спрыгнул и протянул руки, помогая Люции. Их разговор не был слышен, но было видно, что им хорошо и весело. Улыбающееся лицо Люции свидетельствовало о хорошем настроении. Глядя в глаза друг другу, рука об руку они шли к дому. Они приблизились, и сейчас уже отчетливо был слышен их смех.
Вильчур отпрянул от окна. У него уже не было никаких сомнений в результатах приготовленного им испытания. Охотнее всего он закрылся бы сейчас у себя, чтобы не видеть их, однако это было уже невозможно.
Дверь открылась, и первой вошла Люция, а за ней Кольский. На мгновение они замерли при виде Вильчура. Люция воскликнула: