Нет, ничего не говорите! Ничего не говорите! Я боюсь, что услышу какое-нибудь жалкое подозрение, потому что в ваших устах уже родилась самая омерзительная клевета, и ничего другого от вас я не жду. Вам незачем здесь больше оставаться, уезжайте! Уезжайте сейчас же и позвольте нам забыть о вас и вашем муже!..
И вдруг Добранецкая бросилась перед ней на колени.
Сжальтесь!.. О, сжальтесь умоляла она, рыдая.
Люция оставалась невозмутимой.
Встаньте же, это отвратительно!
И, обращаясь к Кольскому, она сказала почти тоном приказа:
Поднимите же ее, наконец!
Кольский помог пани Нине встать и усадил ее на стул. Она не переставала всхлипывать. Сквозь рыдания она произнесла:
Вы жестоко судите меня Очень жестоко Может быть, я заслужила это Но я перенесу все унижения Все Только не отказывайте мне в моей просьбе Я должна встретиться с профессором
Зачем? резко спросила Люция.
Потому что пан Кольский сказал, что состояние руки профессора не является непреодолимой преградой, что с помощью ассистентов профессор мог бы провести операцию одной рукой
Люция пожала плечами.
Это говорит лишь о том, что пан Кольский плохой хирург.
Извините, панна Люция, впервые за все время отозвался Кольский. Но я действительно это сказал, и, как вы уже знаете, я слов на ветер не бросаю. Я считаю, что это возможно.
Люция отрицательно покачала головой.
Я не могу согласиться с вами: вчера профессор сам сказал, что не взялся бы за эту операцию.
И я бы за нее не взялся, спокойно ответил Кольский. Но если бы я был единственным человеком, который может ее провести, я бы рискнул. Я уверен, что профессор Вильчур, если его отказ не связан с чем-то другим, согласится со мной.
Люция гневно посмотрела на него. Она была возмущена до глубины души его появлением. Она считала, что он воспользовался приездом Добранецкой, чтобы появиться здесь, хотя у него не было на это разрешения.
Неужели и вам я должна объяснять, что профессор не руководствовался никакими иными причинами? сказала она, подчеркивая слово "иными".
В сенях скрипнула дверь, и послышался шум шагов. Все умолкли. Кто-то направлялся в амбулаторию. Полоса света под дверью указывала на то, что именно отсюда раздавались голоса.
Дверь открылась, и на пороге появился профессор Вильчур в халате. Он осмотрелся и, видимо, ослепленный светом, спросил:
Панна Люция, что здесь происходит?
Не успев получить ответ, он увидел Кольского, а минуту спустя узнал Добранецкую и инстинктивно сделал шаг назад.
Добранецкая протянула к нему руки.
Пан профессор! Спасите! Я приехала просить вас о спасении!
Вильчур долго не мог произнести ни слова. Вид этой женщины потряс его до глубины души. В эти минуты в его памяти ожили воспоминания тех месяцев, когда она вела
против него разнузданную кампанию по созданию общественного мнения, не гнушаясь самой отвратительной клеветой.
Умоляю вас, профессор, только вы единственный можете его спасти! Сжальтесь сжальтесь
Вильчур обратился к Люции:
Разве вы не послали телеграмму?
Разумеется, послала.
Мы получили ее начала Добранецкая.
Если вы получили, то знаете, что я ничем не могу вам помочь.
Вы можете, пан профессор, вы можете!
Вильчур нетерпеливо перебил ее.
Я понимаю, что вы взволнованы, но успокойтесь, прошу вас, и поймите, что вы обращаетесь к врачу, к добросовестному врачу. Если я отказал вам в помощи, то наверняка знал, что не в состоянии вам помочь. Вы понимаете? Для меня не имеет значения, кто обращается за помощью. Если бы даже кто-то, желая меня убить, сам поранился, я спасал бы и его так же, как любого другого. Я понимаю, что вам нелегко поверить в это, так как у нас диаметрально противоположные взгляды на этику. Но уж если вы не верите моим словам, то поверьте своим глазам.
Он вытянул левую руку, дрожавшую в эти минуты особенно сильно.
Вот видите, я калека. Если такую сложную операцию не согласились делать самые известные специалисты, как же вы можете ждать этого от меня в таком состоянии? Я никогда не был чудотворцем. Как хирург я действительно мог гордиться своими знаниями и твердостью руки, хотя и в этом мне некоторые отказывали. Я был бы сумасшедшим, если бы сейчас, понимая свое положение, согласился на ваши просьбы.
Еще минуту держал он перед ее глазами свою дрожащую руку, потом медленно повернулся, направляясь к двери.
Добранецкая впилась пальцами в плечо Кольского, умоляя:
Не позволяйте ему уйти, говорите!
Пан профессор, отозвался Кольский
Вильчур остановился, уже держась за ручку двери, и оглянулся.
Что вы хотели мне сказать? Ведь вы же сами, как хирург, все хорошо понимаете.
Да, пан профессор, я согласен, что вы не смогли бы взяться за проведение этой операции самостоятельно. И не только этой, но даже и более легкой. Но здесь речь идет не об операции, проводимой лично вами. Здесь нужно только ваше присутствие, точный диагноз, инструкции, указания во время самой операции. На губах Вильчура появилась усмешка.
И вы верите, что такая операция по доверенности может удаться?
Кольский не уступал.
Я слышал о случае, когда корабельный механик в открытом море проводил ампутацию ноги матросу, не имея понятия об анатомии, но пользуясь указаниями хирурга, передаваемыми из какого-то порта по радио. Операция удалась