Я к твоим услугам, ответил Кольский, не глядя на нее.
Если позволишь, я присяду?
Он подвинул ей стул и сказал:
Ты изменяешь мне. Со вчерашнего дня у меня на этот счет нет никаких сомнений.
Никаких сомнений? повторила она удивленно. Ну-ну, слушаю тебя!..
Да, взорвался он, изменяешь. Когда я позвонил, чтобы узнать, почему ты опаздываешь, служанка ответила, что ты дома.
Так и сказала?
Сказала что-то равносильное этому. Она сказала, что сейчас пригласит тебя к телефону, а вернулась с сообщением, что ты уехала. Если бы ты действительно уехала, она не могла бы об этом не знать. Ты была дома и не одна.
Разумеется, спокойно призналась Нина, а в довершение всего была настолько наивна, что не предупредила службу об этом в случае твоего звонка.
Он иронично рассмеялся.
О нет, ты не была наивной. Только ты не ожидала, что я позвоню, потому что была уверена в том, что я вовремя получил твое письмо. К сожалению, наиболее продуманные махинации иногда проваливаются: какая-то незначительная помеха и все выходит наружу.
Лицо ее не отражало даже следа обеспокоенности.
Она спросила ровным тоном:
И что же вышло наружу?
С выражением безразличия он сказал:
Зачем нам затрагивать эти неприятные дела? Я не хочу вмешиваться в твою личную жизнь. Сегодня я уже не вправе делать это, так зачем?
Так что же вышло наружу? чеканя каждое свое слово, повторила она.
Он поднял голову и, не глядя на нее, сказал совершенно безразличным тоном:
Если только непременно хочешь Выяснилось то, что ты любовница ротмистра Корсака. Это он был у тебя вчера.
Кольский говорил это не только с убежденностью, но и с какой-то ожесточенностью. Самым неожиданным на свете было для него в этот момент то, что Нина взорвалась долгим раскатистым смехом.
Ах, Янек, Янек! Мне должна льстить твоя ревность. К сожалению, в данном случае она совершенно беспредметна. Я думаю, что Корсак без большого сопротивления согласился бы на роль, которую ты ему приписываешь и, по крайней мере, на то, чтобы вообще быть в Варшаве, вместо того, чтобы мучиться на маневрах под Станиславом.
Кольский покачал головой.
К сожалению, твой смех меня не убедил по той простой причине, что пан Корсак вообще не мучится на маневрах, а самым спокойным образом пребывает в Варшаве. Во второй половине дня вчера он был у тебя, а вечером в собственной квартире, что я и проверил по телефону.
На лице Нины отразилось искреннее удивление.
Но это же невозможно! Только позавчера я получила от него сообщение, где он пишет, что вернется не ранее чем через месяц. Это какое-то недоразумение.
Здесь нет никакого недоразумения, возмутился Кольский. Я не собираюсь скрывать это от тебя. После двенадцати я позвонил ему на квартиру и спросил, могу ли я поговорить с паном ротмистром. Я услышал ответ, что он у аппарата и возмущен, что ему ночью не дают спать.
Нина усмехнулась.
Ты просил ротмистра? И назвал фамилию ротмистра?
Зачем же мне ее называть? Я не думаю, чтобы в одной квартире разместился целый эскадрон ротмистров.
Какое-то время она снисходительно смотрела на него и, наконец, сказала, цедя слова сквозь зубы:
Эскадрон, разумеется, нет, а вот еще один мог быть, например ротмистр Супиньский, который на время отсутствия коллеги поселился в его квартире.
Кольский несколько растерялся, хотя тотчас же заметил:
Это очень легко проверить.
Разумеется, согласилась Нина. Перед тобой телефон, а рядом лежит абонентная книга, позвони и спроси.
Кольский подумал и ответил:
Если ты думаешь, что я этого не сделаю, то ты ошибаешься.
В телефонной книге он нашел номер Корсака и позвонил. Он услышал какой-то незнакомый и грубый мужской голос, наверное ординарца.
Я бы хотел попросить ротмистра Корсака.
Пан ротмистр на маневрах, ответил ординарец.
А ротмистра Супиньского?
Пан ротмистр будет только в четыре, прозвучал ответ.
Он пробормотал "спасибо" и положил трубку.
Нина курила. Он действительно оказался в глупой ситуации. Для доказательства своих подозрений у него были два аргумента, и вот один из них рассыпался у него в руках. Оставался второй. Собственно говоря, и этого достаточно, чтобы убедиться в неверности Нины. Если у нее действительно не было близких отношений с ротмистром Корсаком, должен быть кто-то другой и он был наверняка Кольский мог бы дать голову на отсечение.
Вы не могли бы нажать кнопку звонка? обратилась к нему Нина.
Он молча выполнил ее просьбу. В дверях появился санитар.
Пригласите, пожалуйста, моего шофера, распорядилась она.
Когда шофер вошел в кабинет, она спросила его:
Павловский, ты не помнишь, где я могла вчера оставить свою лису?
В машине пани не оставила, это точно. По приезде в гараж я убирал в машине и нашел бы. А вчера вы были только у парикмахера и в Константине
Действительно, прервала она его. Мне кажется, что я оставила ее в Константине, поезжай и забери. Я вернусь домой пешком.
Слушаюсь, пани, с усердием ответил шофер и вышел.
В кабинете воцарилось молчание. Нина неторопливо докуривала папиросу. Тщательно загасив ее в пепельнице, она встала, с полуулыбкой на лице кивнула Кольскому головой и, не сказав ни слова, направилась к двери.