Стоит расслабиться лишь на миг и допустить оплошность, долгая и кропотливая работа обернется крахом. В семьдесят восьмом году, в шестой большой лунный месяц я провел вдали от дома всего три дня, но этого хватило, чтобы потерять всё.
Несмотря на накал драмы в голосе, иголки дед втыкал словно идеальный механизм, на многолетнем опыте и умении концентрироваться на том, что реально важно как раз о последнем он мне сегодня монолог и толкает. По крайней мере именно так я воспринимаю его рассказ.
Я не сдался, и начал все заново, заявил Дан Джинхэй. На помощь я призвал шпалеры если растить кабачки на них, они занимают меньше места, и урожай с той же площади получается больше.
Забавная штука человеческое восприятие весь драматизм в рассказе старика направлен всего лишь на кабачки, и поэтому мне стоит некоторого труда вычленять из слов Дан Джинхэя что-то полезное: он ведь о своих кабачках рассказывает все время. К счастью, я умею находить в окружающем мире универсальные паттерны и думать абстракциями вместо кабачков здесь может быть что угодно, а лейтмотив не сдаваться и не опускать руки применим в любой жизненной ситуации.
Мы кабачками особо не занимались, признался я. Земли в деревне хватало всем, поэтому вертикальное выращивание никто не практиковал. Урожай тем не менее был стабильно хорош.
Времена нынче совсем не те, вздохнул старик. Уже никто не считает нужным оставаться рачительным Китай живет настолько хорошо, что даже позволяет себе разбрасываться землями и выбрасывать целые кучи еды. Впрочем, он воткнул в меня еще одну иглу. Это лучше, чем быть жирным, как этот твой друг.
Ли выглядит гораздо лучше, чем когда мы только познакомились, заступился я за младшего Хуэя.
В мои времена он бы так не отожрался, буркнул старик.
Было тяжело, но я удержался от вопроса «где же тогда так отожрался Мао». Ну его нафиг настучит Дан Джинхэй по старой памяти, и я получу длинную и скучную воспитательную беседу об уважении к истории.
Пока дедушка доставал из меня иглы, почти сказочным образом оставляя после них расслабившиеся, довольно урчащие мышцы, я посмотрел на смарт-часы марки «Ксяоме». Четвертое октября, 19.30. За плечами остался выигранный мной полуфинал, а завтра Завтра, в финале, я встречусь с британцем Энди Мюрреем страшила-Джокович, к огромному моему удивлению, в «своем» полуфинале проиграл. Грустно я надеялся поиграть с ним, но жизнь и карьера у меня будут длинными, еще успею.
Да, британец не Джокович, но уровень у него плюс-минус соразмерный, как, впрочем, и у всех участников топ-турниров. Включая и меня трижды уже доказано, причем полуфинал я выиграл увереннее, чем две предыдущие игры. Расту над собой как привязанный на шпалеру кабачок!
Ступай, велел старикан, и я поднялся с кушетки.
Спасибо, многоуважаемый доктор Дан.
Надев футболку, я почесал под ней в районе спины дырочки от иголок почти сразу затягиваются, но немного зудит и вышел из массажно-иглоукалываательного кабинета в коридор. «Чужой» коридор: сразу после победы в четвертьфинале меня из Цинхуа зачем-то переправили сюда, на тренировочную базу неподалеку от Пекинского теннисного центра. На полуфинал меня отсюда возили на машине, а вот обратно пришлось лететь вертолетом. Потешно он едва успел взлететь, как пришло время садиться. На финал меня повезут на нем же, а вот обратно Если выиграю отвезут, а если проиграю могут и отобрать такую ценную технику, ибо недостоин. Такие вот у меня, многократно подтвердившего свой уровень, нынче риски смешные и безобидные.
Хорошо, когда собственной мотивации достаточно я горю желанием закрепиться на первой строчке мирового теннисного рейтинга на много лет, навсегда вписав свое имя в мировую историю спорта. Желательно в качестве рекордсмена по самому долгому
пребыванию на вершине этого самого рейтинга.
Зарубежные спортивные журналисты моему «феномену» нашли парочку объяснений. Первое реалистичное, взятое на вооружение серьезными изданиями с репутацией: Ван это самородок, и основное его оружие молодость. Мои конкуренты на турнире все-таки старше, а с возрастом, как ни пытайся, не поспоришь я банально быстрее, выносливее, и период восстановления между играми у меня короче. Второе объяснение используют издания «желтого» характера согласно их статейкам, меня секретно вырастили в особой китайской лаборатории специально для игры в теннис. Как это возможно хоть убей не представляю, но здесь сказывается некоторая «закрытость» Поднебесной от остального мира: кто их разберет, этих китайцев, может и в самом деле генетически совершенных спортсменов научились производить.
Журналисты китайские такой фигней не страдают моя биография и так вызывает у них восторг и острые припадки графомании. Родная деревня постепенно превращается в важный туристический объект Сычуани, который ловкачи-туроператоры при поддержке чинуш от спорта ловко «увязали» в один маршрут с достопримечательностью заслуженной домом Дэна Сяопина, благо там недалеко.
Те же чинуши от спорта решили опосредованно поощрить меня за успехи, отправив прадеда Ван Ксу в круиз до самой Антарктиды. «Очнувшийся» от грустного полусна, вернувший себе почет и статус прадед конечно же взял с собой дочь, спрашивать мнения которой как-то не привык. Кинглинг что очень неожиданно! попросила меня поговорить с прадедом, когда они вернутся из круиза, где сеть нифига не ловит: бабушка хочет хотя бы на старости лет пожить в свое удовольствие, например побывать на турнирах своего внука, а не работать отцовской сиделкой. Понимаю и не осуждаю уважение к родителям и забота о них для нормального человека проходит по категории «само собой разумеющееся», но лучше мы подыщем для Ван Ксу нормальную сиделку, а самого его переселим в город на нефритовом стержне он эту деревню «вертел», потому что для него она символ его падения с вершин общества.