Взгляд Ивашки сузился до размера колодезного зева, и в нём, меж рогов ухвата, невыносимо медленно справа налево проплыл сначала плащ Дмитрия Ивановича, потом бок его скакуна, а затем показался и заполнил собой всё пространство хатангу дегель хламида с нашитыми стальными пластинами доспех ордынца, переводимый на русский, как «халат, твердый как сталь». Один из суков рогатины упёрся в плечо налетающего на князя врага. Руку, держащую древко, пронзило болью, ладонь обожгло, а степняка развернуло в седле и откинуло назад. Одновременно с грохотом сшибки, оглушившей и парализовавшей Ивашку, он услышал треск ломающегося дерева и дикий вопль раненого, с ужасом оглядывающего своё сломанное, вывернутое предплечье. Две стены, ощетинившиеся железом, столкнулись в обоюдном желании проломить друг друга и не поддаться напору врага. Спереди,
слева и справа от Ивашки повалились выбитые из сёдел раненые и убитые.
Коня! зарычал великий князь, стоя рядом со своим бьющимся в агонии скакуном, из груди которого торчала сломанная окровавленная пика.
Вместе с княжеским голосом вернулись звуки, истошные крики, ржание и звон железа, понимание, что стоять на месте нельзя затопчут или прирежут.
Коня! требовательно повторил Дмитрий Иванович, и писарь послушно соскользнул со своей лошади, шаря глазами в поисках оружия.
Рогатина, похожая на ветку поваленного дерева, сиротливо торчала из тела врага, распластавшегося на земле. Ивашка подхватил её, упер тупой конец в землю и развернул по направлению к нахлынувшей мамаевой лаве. Он уворачивался от ударов, тыкал своим оружием во вражеский строй, попадая в щиты и лошадиные морды, злясь, что никак не может дотянуться до личин и доспехов ордынских всадников. Рукопашный бой, леденящий своей близостью к неприятелю и к смерти, пронизанный запахом крови и растерзанной плоти, вдруг превратился в рутинную, тяжелую работу, как сенокос, где важно правильно, активно двигаться и работать руками, чтобы ничего не пропустить и ни на мгновение не утратить внимание к мелочам. Выпад. Отступить. Замахнуться. Отбить. Шаг в сторону, снова выпад. Нельзя терять из виду княжескую статную фигуру, стараясь не подпустить к ней врагов. Под князем уже убили второго коня. Какой-то ратник подвёл Дмитрию Ивановичу могучего вороного жеребца, встал рядом с Ивашкой, перехватив надёжнее щит, и почти сразу упал, сраженный метким копейным ударом. Его место занял второй, потом третий, а писарь, как заговорённый, вертелся среди распростертых на земле тел и орудовал своей рогатиной, все время поглядывая на князя.
Битва распалась на отдельные очаги, и в одном из них, рядом с великим князем сражался никому не известный монастырский послушник писарь Ивашка, с каждой минутой теряя силы, крича, задыхаясь от усталости, но не бросая свой пост. Да и отступать было некуда. Для него в этот момент всё Куликово поле сжалось до крохотного пятачка, вытоптанного собственными и чужими ногами до чернозёма, стремительно рдеющего от пролитой крови. Ивашке было важно не поддаться, не отступить именно на этом клочке земли, а коли суждено сгинуть, так захватив с собой побольше недругов.
Взгляду открылась мрачная в своей жестокости картина тяжело поднимающиеся и стремительно падающие мечи, разлетающиеся в щепки щиты и копья, сминаемые доспехи, терзаемые металлом тела, а над всем этим хороводом душегубства многоголосые стоны и крики, сливающиеся в однообразный тоскливый вой.
Держать строй! басом крикнул прикрывающий князя ратник в добром зерцальном доспехе и через мгновение захрипел, выронив меч и судорожно хватаясь за оперение стрелы, торчащей из горла.
Держать подхватил команду витязь постарше и пошире в плечах, занимая в строю место убитого и сразу же рухнув рядом со своим товарищем.
На их тела сверху валились бездыханные враги, на тех новые ряды русских воев.
Держитесь, братцы, отчаянно орудуя обрубком размочаленной, иссеченной деревяшки, орал Ивашка, сейчас наши ударят! Воевода Боброк скоро придёт легче будет!
Однако легче не становилось. Против каждого русского воина, как из-под земли, вырастало двое, трое врагов. В очередной раз защищая всадника от разящей стали, взвился на дыбы княжеский конь, но не успел копытами коснуться земли, как несколько ордынских копий достигли груди и щита Дмитрия, выкинув его из седла.
В круг! властно скомандовал кто-то у Ивашки над ухом, защищать князя!
Стена червленых щитов сомкнулась, оставив писаря внутри рукотворной крепостицы. Ивашка повернулся к обладателю зычного голоса. Рассеченная в нескольких местах кольчуга, помятый шлем, всклокоченная, измазанная кровью борода и дикие, выпученные глаза Это лицо он видел в монастыре, составляя роспись по заданию воеводы Боброка-Волынского: кто-то из князей белозерских, уряженных в Большой полк. Стало быть, он уже вступил в сечу. И белозерцы, оказывается, знали, где сражается великий князь, пробиваясь к нему на помощь. «Все они каргопольские, андомские, кемские все двенадцать князей славного рода белозерского погибнут», пронеслись в ивашкиной памяти строки монастырского синодика Все до единого