Степан Андрианович КалининРазмышляя о минувшем
Калинин С. А. Размышляя о минувшемН. В. Бакаева.Аннотация издательства: От рядового солдата до генераллейтенанта, командующего округом этот трудный и сложный путь прошел бывший рабочийтекстильщик Степан Андрианович Калинин. Он участвовал в первой мировой войне, в бурном семнадцатом году стал членом солдатского комитета, большевиком. А потом бои за власть Советов, за хлеб, который прятали кулаки, стремившиеся голодом задушить молодое государство рабочих и крестьян. Когда немецкофашистские захватчики напали на нашу страну, С. А. Калинин уже в звании генерала снова на фронте. В самые тяжкие для Родины дни он направляется готовить резервы для сражающейся армии. Эта книга не только записки очевидца и участника событий, памятных всему народу. Это и раздумья много испытавшего, много пережившего воина, его сокровенные мысли об источниках силы нашей армии, о командирском долге, о воспитании сознательного, отважного и умелого солдата.
В поисках истины
Идем молча, в промокших насквозь шинелях. Каждый думает о своем, и все об успевшей осточертеть войне, которая продолжается уже второй год и которой пока не видно конца. Русская армия под натиском немцев медленно, но неотвратимо отходит на восток. Оставлена Варшава. Почти без боя сданы противнику крепости Ивангород, Ломжа. Линия фронта пролегает от Риги через Двинск и Вилейку на Пинск и Тарнополь. А что будет дальше? Как сложится личная судьба каждого, кто в этот ненастный день, тяжело шагая по грязной дороге, направляется к линии фронта?..
К месту назначения добрались засветло. Сразу же всех вновь прибывших распределили по ротам, отправили в окопы.
Для меня к тому времени фронт уже не был новинкой. Я участвовал в боях под Варшавой и Ловичем, в районе Лодзи и Пэтракова, не раз ходил со взводом в разведку в тыл противника.
Мне везло. Уже многие из моих однокашников выбыли из строя, а меня пули все обходили стороной. Но в январе пришел и мой черед. После ночного отхода мы заняли оборону по берегу небольшой речки Равка. Окапываться пришлось под сильным огнем. Снаряды, правда, рвались гдето позади, зато пулеметный огонь не давал поднять головы. Пока одни солдаты отрывали окопы, другие отстреливались. Тутто меня и задела пуля. Рана оказалась тяжелая, рваная: кайзеровские войска, не считаясь с международными соглашениями, часто применяли разрывные пули.
Несколько месяцев я пролежал в госпитале, потом некоторое время находился в запасном батальоне. И вот снова фронт, родной 220й Скопинский полк, в который я был зачислен в самом начале войны. Теперь он держал оборону в районе городка Поставы, севернее Молодечно.
На первый взгляд казалось, что в полку все оставалось попрежнему. Правда, значительно обновился офицерский и унтерофицерский состав. В ротах стало больше молодых, плохо обученных военному делу солдат. Но на фронте это естественно: армия несла большие потери.
Вскоре, однако, я убедился, что произошли огромные перемены в настроении солдат. В окопах все с большей злобой отзывались о бездарных царских генералах. Жадно ловили каждое слово о событиях в тылу. Шли разноречивые толки о политике, о продовольственных трудностях в городе и деревне, о росте цен. Гораздо чаще, чем прежде, произносилось слово «большевики». Изредка в окопах появлялись листовки, в которых сообщалась правда о войне, о тех, кто ее затеял и кто наживался на ней.
«За что воюем?» этот вопрос особенно волновал солдат. «Кому нужна эта война? Когда она закончится?» спрашивали они друг друга.
Среди нас, унтерофицеров,
было немало таких, которые шпионили за солдатами. Но были и другие. К унтерофицеру Петру Постникову, например, солдаты охотно обращались со всеми своими нуждами и заботами, без всякого стеснения высказывали ему «крамольные» мысли о надоевшей войне. Вскоре вокруг Постникова образовался своего рода нелегальный кружок, к которому примкнул и я. В часы боевого затишья мы в тайне от офицеров горячо обсуждали события, происходившие на фронте и в тылу.
Москвич Постников до призыва работал в типографии, был человеком грамотным, хорошо разбирался в политических вопросах. От него некоторые из нас впервые узнали о Ленине, о борьбе большевиков за превращение войны империалистической в войну гражданскую. Однако многое из того, о чем говорил Постников, мы еще не могли как следует понять. К тому же кружок наш просуществовал совсем недолго. Не прошло и двух месяцев после моего возвращения в полк, как Постников был убит в ночной разведке. Так и не уяснил я тогда толком, в чем же смысл большевистских требований, почему нужно было добиваться поражения своей армии в войне. Порой это казалось даже кощунством. Лишь значительно позже, в период Февральской революции, окончательно развеялся мой «квасной патриотизм».
На зиму мы, как и немцы, зарылись в землю. Окопы и траншеи, отрытые в рыхлом песчаном грунте, часто обрушивались, было сыро, холодно, но ко всему привыкли. Перестали обращать внимание и на артиллерийскую перестрелку. Научились устраиваться в окопах даже с некоторым «комфортом», если вообще уместно такое слово по отношению к окопной жизни. Натаскали соломы, коегде из жердей сделали перекрытия. По ночам, расстелив палатки и укрывшись шинелями, спали. Только дежурные по взводным участкам продолжали следить за противником. С рассветом позиции несколько оживали. И мы и немцы ловили «на мушку» зазевавшихся. Бдительность проверяли, выставляя шапки на шесте. Только, бывало, поднимешь шест, как через секундудругую раздавался выстрел, и в шапке появлялась пробоина. А если кто из солдат проявлял неосторожность, тут же падал с пробитой головой. Это мало походило на настоящую войну, а скорее напоминало охоту: жестокую, варварскую, где «дичью» были люди.