Наука, друзья, тоже требует жертв...
Но самой любимой была историчка Лидия Дмитриевна Рыбакова, их классный руководитель.
Была она молодая, добрая, с пышными золотистыми волосами, увлекающаяся и экспансивная.
Однажды она сказала: Владимир Владимирович Маяковский окрестил историю "бабой
капризной". Ну что ж, это может быть ц так, но она еще и память человечества. Без нее все мы
слепые котята. Поэтому будем прозревать.
Рассказывая на уроке о Великой Французской революции, она сказала: Ромен Роллан предлагает
дать всем великим революционерам вторую Родину для сохранения их жизни, которую они
посвящают борьбе за благо народов. И, раскрыв книгу Ромена Роллана, прочитала: "... подобно тому,
как Шиллер, Веллингтон, Пристли, Костюшко были объявлены декретом Дантона французскими
гражданами, сделаем героев всего мира также и нашими героями. И, прежде всего, пусть найдут у вас
вторую Родину все те, кто были народными героями других времен и других стран". Она предложила
написать письмо Михаилу Ивановичу Калинину и выразить согласие с этим предложением. Тут же
такое письмо было написано и отправлено по адресу: Москва, Кремль, товарищу М.И.Калинину". В
нем предлагалось издать специальное постановление ВЦИКа о международных революционных
героях. Случилось так, что вскоре после этого письма из фашистской Германии в Москву приехал
Георгий Димитров с товарищами по Лейпцигскому процессу. Им было дано советское гражданство.
Класс ликовал, считая это и своей заслугой.
* * *
В восьмом классе на вечере художественной самодеятельности Виктор в паре с Машей Тумановой
спели под его гитару модную утесовскую песенку "Все хорошо, прекрасная маркиза". Успех был
громадный, ему способствовала Витькина шляпа с пером и густо подведенные Машины глаза и
ресницы. На другой день вся школа произвела его в Маркизы. Машу маркизой величать не стали, она
по-прежнему осталась для всех "Мэри". Эта кличка, по общему мнению, была ей больше к лицу.
Маша была стройной и привлекательной девушкой с густыми каштановыми локонами и
загадочными глазами. Она любила танцы и веселые компании, но временами становилась задумчивой
и жадно набрасывалась на книги. Виктор тоже много читал, и подружились они поначалу на этой
почве, хотя острые язычки некоторых Машиных подружек толковали это по-своему. У Дружининых
была довольно большая домашняя библиотека, и Маша любила рыться там в книгах. Однажды с
высоты стремянки она сказала, фыркая от пыли, матери Виктора:
Самая прекрасная девушка на свете Наташа Ростова, а самая противная... Анна Каренина.
Бог с тобой, Машенька, замахала рукой Анна Семеновна. Анна Каренина это же
извечная трагедия любви, это же пример самопожертвования...
Ерунда, ответила Маша, сама во всем виновата, истеричная дворянка, избалованная
бездельем, богатством и лопоухим Карениным...Толстой не зря описал его ослиные уши.
Анна Семеновна рассказала об этом разговоре Виктору и добавила:
Машенька Туманова сама непосредственность, в ней море обаяния! Она в тысячу раз умнее
и привлекательнее; многих ваших школьных жеманниц.
Виктор смолчал. Он был целиком и полностью согласен с матерью. "Если б ты еще знала, как
Машка здорово целуется! усмехнулся он про себя, так, наверное, Вронскому и во сне не
снилось".
* * *
Шли годы. Георгий Николаевич Дружинин работал уже главным инженером завода, на котором
начинал начальником цеха. В небольшой, но по-прежнему гостеприимной квартире Дружининых
часто собирались их старые и новые друзья. Виктор слышал разговоры этихлюдей за столом, за
шахматами, за папиросами. Они говорили о чем угодно, но, как и сами Дружинины, никогда не
сетовали на свои материальные или бытовые затруднения, им был совершенно чужд дух какого-либо
приобретательства и тихого благополучия. Но среди них была супружеская пара, о которой даже они
говорили, что те не от мира сего. Это были старые большевики муж и жена по фамилии Нодель.
Оба были небольшого роста, носили старомодные пенсне на шнурке и много курили. До революции
они долго жили в эмиграции и скитальческая жизнь на чужбине во многом определила их облик и
быт.
Своего позднего сына они назвали Робеспьером, и, наверное, поэтому Георгий Николаевич
называл Ноделя, в шутку, Маратом.
Однажды Виктор попал с Анной Семеновной к ним в дом. Они занимали две небольшие комнаты в
шумной коммунальной квартире. В комнатах было неуютно
и пустовато, но царил культ книги. Они
лежали не только в переполненном книжном шкафу, но и на тумбочках, столах, подоконниках и даже
стопками на полу, возле кровати хозяев. Роза Нодель угостила гостей чаем и завела разговор с Анной
Семеновной о волнующем тогда всех Лейпцигском процессе над Георгием Димитровым и его
товарищами. Она горячо говорила о мировом мещанстве, которое, по ее словам, породило фашизм и
может погубить грядущую мировую революцию. Виктор слушал, проникаясь еще большим
уважением к строгой и всезнающей тете Розе. Но вскоре произошло событие, которое надолго
переполошило их коммунальную квартиру и дало повод Дружининым и другим друзьям Ноделей