Александр Юдин
Он каким-то чутьем понимал интересы своего класса.Ненависть к классовому врагу у него была глубокой, сильной и действенной, но без размена на медяки.
Он умел выделять главное, не путаясь в мелочах.
П. П. Бажов. «Бойцы первого призыва»
I. ВАСИЛЬКОВСКИЕ ВЕСНЫ
Там, где висело солнце, вставали березовые колки, а из-за них вылетала желтая дорога. Саня смотрел туда, где она терялась. По этой дороге из его родных Васильков должны были прийти к нему, на двести восемьдесят пятую версту чугунки, старшие братья и отец. Саня устал от непосильных тачек, а отец и, братья все не шли.
Под жгучим солнцем горел солончак, горячий ветер играл песком, по степи мячом скакало перекати-поле, и мужики, паужинавшие под сизыми кустами, крестились, испуганно вглядывались в горячее небо:
Господи, неужто опять недород?
Саня лег на спину, облизнул пересыхающие губы и закрыл глаза.
И встали в туманном мареве его родные отец Алексей Григорьевич Юдин, мать Авдотья Васильевна и братья Тимофей, Семен, Михайло. Домишко, спрятавшийся в тополя Говорливые васильковские бабы, степенные мужики И сама деревня, бойкая, клубящаяся по утрам дымом, наполняющаяся ревом скота и деловитой воркотней голубей на крышах.
Вначале Васильки назывались не Васильками, а Выселками: выселилось несколько мужиков на приволье, к озеру, образовали новое поселение. А потом название все по-новому произносили, и получилось так: Выселки Василки, Васильки.
От Васильков в разные стороны разбегаются дороги: на покосы, на пашни, в соседние села. То и дело по какой-нибудь из них ползут телеги крестьянские, или, вздымая тучи пыли, несутся на взмыленных конях купцы на ярмарку. Зимой, потрескивая полозьями, уныло тянутся подводы, груженные мороженым мясом, пшеницей и маслом. Вот отец-печник изладил печки подрядчику Елионскому на полустанке Варгаши и, «пустив дым», ждет расчета, весело мурлыча свою любимую песню:
Я с тобой расчелся, Григорич? спрашивает он отца, подаивая русую бородку.
Не совсем, господин подрядчик.
Как это, не совсем?
А так. За третью печь ни гроша не платили!
Не ври-ко, братец, не гневи бога! глаза у подрядчика потемнели, и нос стал острым.
Мне бога гневить не к чему. Он мне и так не шибко большое наследство отказал, а вот ты посовестился бы! отец крепко сжимает в жилистой руке сечку, встает. Айда, Саня, отсюдова! Это же разбойник!
Иди! Иди! Катись, ишь ты, свола-а-а-чь! Много тут вас, охотников, на казенную-то деньгу! распаляется подрядчик.
Потом они плывут по голубому васильковскому озеру. Озеро тихо-тихо разговаривает с Саней, и Саня трогает загорелой рукой теплую зеленоватую воду. Отец гребет с напором, брызги от весла падают на вихрастую Санину голову.
Тише, тятя! улыбается
Саня. Зальешь ненароком рубаху.
Но отец на эти слова не обращает внимания. Капли капают, превращаясь в ручейки, ручейки текут по шее, под рубаху, к пояснице, а потом вода заливает лицо, шею, грудь
Ха-ха-ха! потешаются мужики.
И подрядчик, показывая мелкие прокуренные зубы, тоже заливается со смеху.
Ишь ты, какой! Ха-ха-ха! Спать сюды приехал! Много вас, охотников, на казенную-то деньгу! повторяет он заученную фразу.
Мокрый и жалкий, Саня вздрагивает всем телом, и непонятно: плачет он или смеется.
Потом на желтой дороге внезапно появляется старший брат Сани, здоровенный, чернобородый Тимофей. Тимофей тертый калач: успел в Челябе, на отходничестве побывать, и в солдатах отслужиться. Он веселый, доброго нрава человек. Любит рассказывать о своей жизни, а если ему подадут чарочку, поет хорошие песни.
Пошто над мальцом изгаляешься? мычит он сейчас зычным пьяным басом.
И кулаки у него сжимаются, дрожат.
По то, што мальчонку робить заставляете, а сами пьете!
Не твое дело.
Не мое? Ну, ладно, пусть не мое! ехидничает подрядчик.
Тимофей пьян. А пьяному море по колено. Тряся кудлатой головой, он идет на подрядчика и кричит, что есть мочи:
Сволочи! Едете на чужом горбу, кровопийцы!
Подрядчик дрожит от негодования, бледнеет:
К уряднику захотел? Так-с?
А хучь бы и к уряднику!
Молчать! Падло!
Тимофей на мгновение останавливается. Его плотной стеной окружают мужики, оттесняя от подрядчика.
Не шуми, Лексеич! Плетью обуха не перешибешь! уговаривают.
В это время подрядчик вскочил в ходок и, забыв о том, что конь привязан, ударил его плетью. Жеребец взвился на дыбы, порвал повод и понес вдоль полотна.
Плесы, камыш!
Тихими летними вечерами занятно слушать камыш. Он шелестит таинственно, угрожающе. Ему вторит тихая волна, набегая парной грудью на берег. И больше ни звука! Птицы будто умирают в это время. Клубясь, ползет над водою теплый туман. И камыш, и вода, и все окружающее седеет
Но недолго летом хмурится ночь. Зори, будто влюбленные, торопятся навстречу друг другу. И озера, и луга, и покосы преображаются, начинают жить.
Согнанные со всех окрестных деревень на строительство железной дороги мужики поднимаются рано, работают с натугой: надо во что бы то ни стало исполнить «уроки» так заведено. Пестрые толпы их на много верст маячат вдоль насыпи. Свалявшиеся бороды, голодные сухие лица. У кого конь «паровый» да здоровье ядреное, и то вытягивается в нитку, чтобы справиться с «уроками». Ну, а кто хил, да еще и у лошаденки ребра выпирают, бьется до того, что кровь из носу начинает бежать, а толку мало.