Люди, вне зависимости от миров, остаются людьми, как ты их не ограничивай.
Вот только местные правители нашли выход, как затруднить возможным мятежникам задачу по их свержению.
Целенаправленное уменьшение дорог снижало их пропускную способность, затрудняя быстрый проход для крупных армий.
Теперь мятежникам пришлось бы потратить куда больше времени, чтобы добраться всем составом до замков дайме, что позволило бы последним подготовить теплый прием.
Конечно, это действовало в обе стороны. Однако дайме изначально находились в более выгодном положении.
Это стало причиной почему их армия растянулась в длинную такую змейку, которая поднимала сотнями ног клубы пыли, которая неприятно скрипела на зубах и заставляла глаза чесаться и высыхать.
«Вот она проза жизни». иронично подумал Стас, перекладывая копье с одного уставшего плеча, на другое: «Пол месяца назад ты делаешь операции и работаешь хирургом, а в следующую секунду ты тащишь чертово копье и планируешь, как помочь самому настоящему принцу бежать из вражеского плена. Ах да, чуть не забыл, в случае провала будет благоразумно вспороть себе горло самому, а не заставлять местных придумать тебе казнь поизощренней».
По пути они несколько раз проходили мимо сгоревших застав, стоявших по обе стороны дороги. Видимо, вражеские отряды доходили даже до сюда. Черные острия частокола нехорошо скалились в небо остатками укреплений.
Трупы уже давно убрали, но Стасу почему-то отчётливо чувствовался запах крови и сгоревшей плоти.
Левиафан же умиротворенно покачивалась за пазухой взмыленного мужчины. За последние два дня она словно бы еще сильнее увеличилась, прибавив в весе. Единственное объяснение заключалось в ее охоте.
Стас до сих пор не мог спокойно смотреть на мышек. Перед ним как в живую вставал тот обслюнявленный грязный ужас. К слову, клетка с последними весело покачивалась на мешке с припасами.
Так как дорога до Акару была долгой, не обходилось и без ночевок. Вся эта богатая кавалькада сходила с дороги и располагалась неподалеку на полях. Никто не пытался снова устанавливать шатры, а лишь натягивали навесы.
Что уж говорить об обычных асигару, которые вовсе ночевали под открытым небом, ложась на постеленные на землю циновки.
Стасу же приходилось отдуваться за двоих. Помочь принцу спуститься с лошади, сгонять за хворостом для костра, сбегать к соседнему костру и взять пару головешек, так как ни кресала, ни огнива у Стаса не было.
Затем ему приходилось мотаться за водой к котелку и готовить кашу с кусочками мяса выцыганенными у местных слуг. Можно было, конечно, понадеяться, что с ними поделятся, но Стас, к счастью, на это не рассчитывал.
Ну и наконец подготовка принца ко сну, выраженная в расстилание циновки и футона, прикрепленного к лошади.
Ложась на свою обычную циновку, Стас испытывал черную зависть, глядя как принц ворочается на плохоньком, но все же матрасе.
Утром же вновь спешное приготовление пищи и судорожное собирание вещей никто их ждать не собирался.
В таком темпе прошло аж восемь дней.
Ноги начали болеть уже на второй, на третий стопы прямо-таки взрывались болью, к четвертому на Стаса нашло блаженное отупение. Он сомнабулически двигал ногами, готовил еду и, рухнув на футон, мгновенно засыпал, не видя снов.
Лишь к седьмому дню организм начал как-то приспосабливаться к новому темпу жизни, и Стас стал отрубаться не так быстро. Вернулись краски и солнце стал не так сильно жарить его бедную голову.
Правда ненавистное копье, хоть и весило относительно немного, все же сумело заставить его плечи буквально отваливаться.
Что можно сказать об этом мире, кроме о посыпанной песком дороге и бесконечно тянущихся по бокам деревьях?
Возможно то, что Стас предпочел бы пустить себе пулю в лоб, чем жить крестьянином.
Они всего раз заночевали в одной из деревень, обычно проходя мимо. Но увиденного вполне хватило, чтобы Ордынцев начал спать по ночам чуточку хуже.
Видели ли вы когда-нибудь что такое голод? Благо в развитых странах эта проблема была почти полностью решена. Однако видео из той же Африки давали в красках посмотреть, что он может делать с людьми.
Крестьяне выглядели плохо и это еще мягко сказано. Усталые изможденные лица, впалые животы и тонкие, обвитые венами руки.
Они смотрели
на мир усталыми мокрыми глазами, словно избитые, измордованные собаки, которые умоляют оборвать их мучения.
По одному взгляду на их ветхие, соломенные жилища, становилось понятно, что ни о каком достатке тут речи даже не идёт. Скорее вопрос можно было поставить как: «насколько велика нужда этих несчастных?»
Это выглядело особенно уродливо, если посмотреть на поля, где вполне себе рос рис. Выращивая еду, которая питала всю страну, сами крестьяне медленно погибали от голода.
Землянин даже боялся представить до чего нужно довести людей, чтобы те, даже умирая от голода, боялись притронуться к выращиваемой еде.
Но хуже всего было другое. Если взгляды взрослых можно было хоть как-то игнорировать, то вот взгляды детей, казалось, проникали в саму душу.
Они ничего не говорили и не просили. Родители сумели объяснить им, что их ждет, если они станут надоедать высоким господам.