Выбираюсь наружу, голова будто разламывается на части здорово меня оглушило.
Гера!
Ноги едва не подкашиваются от увиденного здоровяк Гера лежит опрокинутый навзничь, шлем пробит выстрелом в упор, над переносицей черное отверстие от пули, кровь двумя темными струйками растеклась по лицу, заполнила глазные впадины. Рядом валяется убитый враг. Но не это страшно возле мертвецов стоит Шику, мой Шику Я выдергиваю винтовку из так и не разжавшихся рук Геры. Мне не надо даже смотреть, я знаю, что у него просто-напросто заклинило патрон в стволе.
Яростно щелкаю микрофон шлема, пытаясь восстановить связь, и, наконец, сквозь немыслимые помехи ловлю нужный канал.
Рядовой Хольд, доложите обстановку.
Господин командир отделения, раздается голос Йохана, огонь по цели прекращен, занимаемся погрузкой снарядов.
Остается надеяться, что никто ЭТОГО не видел: артиллеристы расстреливали ДЗОТ, а близнецы таскали ящики с боеприпасами.
Нар-одар! Шику опускается на колени, прижимая к груди винтовку.
Заткнись, бестолочь, устало произношу я, только попробуй проговориться, нас обоих разорвут на кусочки.
Шику судорожно сглатывает, на тонкой, как у гусенка, шее дергается кадык. Кивает, но в убийстве ничуть не раскаивается, его беспокоит лишь то, что он расстроил своего кумира.
Вызываю Сергея:
Командир, докладываю я, приказ выполнен, огневые точки противника уничтожены.
Потери?
Один человек. Засада нарьягов, применили магию.
Молчание.
Ты не ранен, Дан, у тебя такой голос?
Чуточку оглушен.
Немедленно выводи своих, и присоединяйтесь к нам, тебе окажут помощь.
=== Глава 17 ===
боя этого не заметил. Пока шел до наших позиций в рощице, в глазах начало темнеть, и я почти рухнул возле ног Сергея. Меня подхватили, сдернули шлем, липкий от крови, бережно потащили куда-то.
Помню, как болтало в командирской БМД, казалось, что каждый трак вдавливается не в лесную землю, а в мою несчастную башку. Но нет худа без добра, зато мне не пришлось объяснять про Геру, думал я, то и дело выныривая из глухого беспамятства.
Как прибыли в селение, помню смутно. Были какие-то голоса, целый гул, нет, девятый вал голосов и громкий женский плач (кто же может так обо мне плакать?), отвратная вонь нашатыря и качающееся небо.
Просыпаюсь в избе Веры, в углу, за ситцевой шторой. У моих ног сидит Таня, лицо бледное, с красными, как у кролика глазами. Что случилось? Кто-то умер? Так и спрашиваю, со стоном приподнимаясь на локте. Она подпрыгивает от моего голоса, глядит, как на ожившего покойника.
Ой, мамочки! восклицает, сложив ладошки на груди. Очнулся, Господи, спасибо!
Таня, ты чего такая Ревешь что ли? Танюшка, не плачь! Не надо же
Она не слушает мое бормотание, прижимается к груди:
Все думали, ты умрешь! навзрыд. Дан, никто не надеялся Я так боялаааааась
Не реви, смущенно утешаю ее, пулю для меня еще не отлили, чтоб убить имперского десантника, такой ерунды слишком мало.
Танюшка всхлипывает, но уже успокоенная, просто от избытка чувств. Я падаю на подушку, голова тяжелая, словно внутрь через воронку залили свинец.
Отец велел позвать его, если ты очнешься, говорит Таня, но можно я попозже ему скажу? А пока посижу с тобой?
Можно, шепчу, закрывая глаза, сиди, а я подремлю.
Я сижу на подоконнике, подтянув колени к груди. За окном настоящий оримский дождь: густая беспросветная пелена мороси, стекающие с крыши, струйки звенят в водосточной трубе. Дую на стекло и вывожу пальцем букву V, пририсовываю к ней двойку и украшаю вензелями.
Корд, я ужасно устал, запутался так, что распутывать нет ни сил, ни желания. Мне не хватает твоих звонков с другого конца света, наших редких ночных разговоров, после которых все непонятное выстраивается в стройную логическую схему. Я скучаю.
Здравствуй, Дан.
Ты возникаешь рядом, кладешь руку на плечо, и все сразу становится неважно.
Так, провожу рукой по лбу, почему я опять тебя вижу? Снова бред?
У тебя черепно-мозговая травма.
Отличный способ тебя увидеть: посильнее долбануться обо что-нибудь твердое, замечаю я.
Совсем необязательно, ты едва сдерживаешь смех, достаточно просто захотеть.
Как просто! Взял и захотел! Ты понимаешь, что я ничего на свете не желаю больше, чем оказаться сейчас с тобой! взрываюсь я.
Ты сжимаешь мои плечи, успокаивая. Тебя, кажется, больше занимает дождь, чем мои метания. Что мертвым до проблем живых?
Я тоже скучаю, Дан.
Правда?
Правда.
Меня переполняет замешанная на боли эйфория, распирает изнутри так, что я не могу сделать вдох. Легкие горят, в горле застревают слова, которых не знаю, которых нет ни в одном языке мира слов, что передали бы мои чувства. Живому мне нет возврата в Ориму, к тебе. Я будто грешник, перед носом которого захлопнулись врата рая, но музыка и свет еще льются в узкую щелку.
Как он? голос надо мной немыслимо громкий.
Утром проснулся, поговорил со мной, а потом снова уснул.
Плохо, похоже, все серьезнее, чем мы предполагали.
Почему они кричат? Почему голоса дробятся, будто эхо в подворотне?
Открываю глаза.
Можно потише, мать вашу!
По щекам Тани снова бегут слезы, Сергей встревожен, позади, сложив руки на груди, стоит Вера. Только сейчас до меня доходит, что все говорили шепотом.